Пестро были одеты Родион с товарищами. При разном оружии. Кому что ладнее и способнее. Кто при сабле или луке. Которые с тем и другим. Все, однако, с ножами: иные с нашими, московской работы, иные с нарядными черкесскими кинжалами. Разве угадаешь, чьи люди, какого князя? Едут мимо, не обижают – и на том спасибо.
– Хмурые мужички… – заметил Бориска. – Опасливые.
– С чего быть другими? – отозвался Вася Тупик. – Обжегшись на молоке, дуют на воду.
– Верно, – согласился Васильев дружок, по шутливому прозвищу Васятка Маленький, росту громадного, силы медвежьей. – Бабка моя из здешних мест. Примется, бывало, сказывать про старину, первую татарщину, у нас, беспечных ребятишек, руки-ноги цепенели со страху. Божьим попущением Рязань из всех русских земель первую разорили татары. Тому теперь, поди, полтора века. А спроси здесь – всякий поведает. Будто сам при том был. Ведь что тогда получилось? – продолжал словоохотливый Васятка, приметив, что вместе с Бориской и Василием Тупиком его слушают и другие. – Подступил к Рязанской земле Чингисханов внук, хан Батыга. Со всем своим неисчислимым воинством. Отправил послов к тогдашнему великому князю рязанскому Юрию Игоревичу. «Отдайте, – говорит, – десятую долю со всего, что имеете: добра, денег, людей, коней». Созвал на совет Юрий Игоревич ближних князей. И решили ответить так: «Когда нас в живых не останется, тогда все будет вашим. А пока – шиш вам вместо добра, лошадей да людей!»
– Прямо так и сказал?! – восхитился Бориска.
– Ну, может, другими словами, а смысл тот же. Получите, мол, коли нас одолеете. А мы, дескать, еще постоим за себя!
– И постояли?
Вздохнул Васятка Маленький.
– Всего пять дней. Уж больно велика была татарская сила. А бились рязанцы с беспримерным мужеством… Мы ведь, ребятишками, любили слушать еще какую историю, – оживился Васятка. – Про Евпатия Коловрата. История такова. Сожгли татары город, добро пограбили, людей всех, старых и малых, перебили. Пошли далее. А на них сзади – опять рязанцы. Перепугались ордынцы: мертвые, говорят, встали, чтобы отомстить за свою землю. Мертвые, понятно, не воюют.
Что оказалось: боярин рязанский, именем Евпатий, прозвищем Коловрат, в пору осады был в отъезде. Вернулся, глядь: родного города нет. Одни головешки дымятся.
Лютым гневом преисполнился Евпатий. Собрал людей, какие где остались, числом тысяча семьсот, – и на Батыгу, который к тому времени дошел аж до суздальских земель. И сколько же татар Евпатиева дружина посекла и порубила! Говорили будто бы Батыевы воеводы, что со многими царями во многих землях на многих бранях бывали, а таких удальцов и резвецов не видали и отцы не рассказывали им. Ибо это люди крылатые, как будто не знающие смерти, – так крепко и мужественно бились: один с тысячей, а два с тьмою. Ни один из них не уехал живым с побоища!
– Горячо стоишь за своих косопузых! – заметил Андрюшка Волосатый язвительно. – Чего же мы по ихней земле норовим проскользнуть, ровно воры-тати? На общего, поди, ворога идем!
Родион Ржевский, от которого редко кто слыхал лишнее слово, обернулся:
– Сам должен разуметь! Ссорятся друг с другом московский и рязанский князья. А простые людишки при чем? И то сказать, туго приходится нынешнему Олегу. Словно промеж молотом и наковальней. По какой бы русской земле ни ладились ударить ордынцы – рязанцы на пути. Им первая шишка. И сколько приняли они лиха – страшно вспомнить!
По-иному после того разговора глядел Бориска на землю, по которой они ехали, на мужиков и баб, что встречались по дороге.
И ранее примечал Бориска: чего не знаешь, представляется чужим, а то и враждебным. А малость вникнешь – глядь, и понятно все, и ближе вроде бы.
Родион лошадей гнал, торопил людей:
– Поспешай, ребята!
– Не к теще на блины собрались! – огрызнулся однажды Андрюшка Волосатый.
– То-то и оно!
Далеко слева осталась старая Рязань и нынешний стольный град Переяславль-Рязанский. Вдоль Дона поехали. Миновали Куликово поле, что лежало за речкой Непрядвой. Редко людям дано знать будущее. Потому обошли вниманием место предстоящей битвы. Обычная чуть заболоченная низина. Эко диво сыскалось! Мало ли таких? Вскорости с правого берега Дона переправились на левый.
Встречные мужики и бабы указывали:
– Там, недалече, окаянные… Идут сюда! Что с нами-то станется?
Уже не спрашивали, чьего князя воины. Видели своих, русских, и глядели на них с надеждой.
Подле заросшего кустарником оврага Родион Ржевский приказал:
– Стой, ребята!
Разведка ордынских сил – дело опасное. Однако для Родионовых молодцов привычное, не впервой. «Языков», вражеских воинов, что могли сообщить нужные сведения, тоже брали. Но одно дело – перехватить случайного ордынского конника и, повязавши, привезти. И совсем другое – выкрасть из Мамаева стана знатного вельможу, коему доступны военные секреты. Как такое совершить, жарко спорили всю дорогу. Начальник сторожи всех слушал. Сам молчал. Должно, был в затруднении.
Предлагали разное. И дневной налет на Мамаеву ставку: одним биться, отвлекая на себя ордынцев, другим – важного человека хватать и скакать с ним прочь. И такой же налет, только ночью. И другое многое удумывали. Всего не перечесть. А Вася Тупик в начале пути сказал:
– Доверь, Родя, «языка» мне. Дай Васятку Маленького в придачу да Бориску. Втроем без шума, глядишь, с Божьей помощью и управимся.
Товарищи подняли Василия Тупика на смех:
– Может, одного Бориску послать? Пущай приведет самого Мамая. Что с его вельможами-то вожжаться?!
На что Вася хладнокровно ответил:
– Всяк с умом… – И, помолчавши, добавил: – Один – сперва, другой – опосля…
Бориска тогда жарко обрадовался. Шутейное ли дело – идти за столь важным «языком»! Но Родион Ржевский, по обыкновению, смолчал. Будто те Васины слова пропустил мимо ушей али почел за пустую похвальбу.
Однако у овражка, распустив своих молодцов, оставил подле себя Васю Тупика, Васятку Маленького, Бориску и еще двоих молодых воинов.
Пояснил:
– Затея, Василий, мудреная. Кто знает, может, и впрямь на тебя будет последняя надёжа. Потому покудова побудь здесь.
Вася, к Борискиному удивлению, кротко согласился с начальником.
– Как знаешь, Родя.
Лошадей расседлывать не стали. Только ослабили подпруги да задали прихваченного с собой овсеца. В трудном пути коням нужна сила.
Вася Тупик, соскочив с коня, потер руку.
