Торговый мужик Дормидонт Кольцо стал богатеть от торговли солью. Начал с малого, с малого. Завёл он на каком-то озере, недалеко от Галича, крохотную соляную варницу. С утра до позднего вечера с сыновьями на варнице возится. По три пота с них и с себя сгоняет.
Идут годы. Крепчает, крепчает, крепчает дело. Поднимается в гору Дормидонт Кольцо. Выбивается в люди. Нет уже в помине старой крохотной варницы. Целыми соляными угодьями владеет теперь Кольцо. Не гнут уже ни он, ни его сыновья в три погибели на тяжелой работе спины. Наёмные люди трудятся на Дормидонтовых варницах.
Идут годы. Всё больше набивает торговый мужик мошну. Скупил по всей округе другие варницы. По всему большому краю он главный теперь по соли. Он и цены диктует теперь на соль. Поступает хитро. Прижмёт, припрячет запасы соли. Исчезла вдруг соль в продаже.
– Со́ли!
– Со́ли!
– Со́ли! – кричит округа.
Начинает Дормидонт Кольцо понемножку выбрасывать соль в продажу. Только берёт теперь за неё втридорога. Что поделаешь – клянут его люди, но тащат деньги.
Богатеет, богатеет торговый мужик Дормидонт Кольцо. Богатеют Прощалыгины, Савины, Кобелевы. Богатеют другие.
Всё шире идёт торговля рожью, солью, овсом, смолой, древесиной, мехами, рыбой. Как сок берёзовый по весне, прёт купец с небывалой силой. Торговое время. Дорогу – торговый мужик идёт. Осторожней – любого в пути собьёт.
И в Италии, и в Испании
Во времена царя Ивана Грозного появилось много разных налогов и податей. В том числе и налог, который назывался «полоняничные деньги».
Огромны границы Русского государства. Проходят на востоке, на юге, на западе. Окружают Россию другие страны, другие народы. Не со всеми у России покой и мир.
По-разному оказывались русские люди на чужбине, за пределами Русского государства. В неудачном бою попадали воины в плен. В лихих набегах выкрадывали русских людей степные народы. Враги ходили на Русь походами и угоняли вместе с собой мирных людей как свою добычу.
Пленённых и угнанных людей затем продавали в рабство в Турцию, в Персию, в другие страны.
Елизарка Большое Ухо был нерусским. Мордвин он. Из-под Саранска. Однако в плену оказался как русский воин. В одном из боёв, будучи ратником в русском войске, в плен угодил Елизарка.
Рослым он был, плечистым. Продали его гребцом на галеры. Приковали Елизарку цепями к лавке. Водит и водит он целые дни веслом.
Нет тяжелее труда, чем труд гребца на галерах. Солнце кострищем палит на небе. Пот ручьями бежит по телу. Машет и машет веслом Елизарка. Ветер волком бежит по морю. Волны к небу горбами тянутся. Машет и машет веслом галерник.
Девять лет промучился Елизарка. Был в Италии и в Испании, был на Корсике и в Мавритании. Был на Сицилии и Сардинии, был в Португалии и Иллирии. Только не видел он Италии и Испании. Не ходил по Корсике и Мавритании. Не дышал воздухом Сицилии и Сардинии, Португалии и Иллирии. Сидел он в тюрьме галеры-крепости. Цепью к лавке навек прикован.
Вспоминает Елизарка Большое Ухо родные места: дом над рекой, речку Алатырь. Далёкой всё кажется сказкой.
Ходили как-то они на галере к знойной Африке. Попал к ним новый тогда галерник, цветом – чёрный-чёрный.
Поражался Елизарка Большое Ухо, что есть на белом свете вдруг люди чёрные.
– Подобен саже, темнее ночи.
Отвечают Елизарке:
– Бывают ещё чернее.
Оказались рядом они на веслах. Подружились. Гребли, каждый на своём языке о чём-то своём шептались.
На десятый год плена попал Елизарка неожиданно на торговый корабль. С этим кораблём прибыл он в Чёрное море. А оттуда в устье реки Днепра. Тут и свалилось небесным даром на Елизарку счастье.
Объявили вдруг Елизарке, что выкупает из плена, из полона его Россия.
Опешил Елизарка:
– Как – выкупает? На что?!
– На полоняничные деньги, – ответили Елизарке.
Много в России налогов разных. Ропщут люди. Однако не скупились они на полоняничные деньги. Исправно всегда вносили. Неспокойно пока на границах России. Понимали: беды, плен, полон может случиться с каждым.
И вот шагает домой Елизарка.
Не один он. Набралось много таких, кто был выкуплен из разных заморских мест.
Разные люди идут из плена. Вот рослый, вот низкий. В летах, молодой. Одинокий, с детьми, с женою. Всех их возвращает на родину Родина.
Вот русский идёт, вот чуваш, вот татарин. Снова русский, опять чуваш. Смотрит Елизарка: а вот свой из своих, такой же, как он, саранский мордвин шагает.
Переглянулись они с земляком саранским. Хорошо у них на душе.
Излюбленный голова
Был Фома Вскинь Рука простым промысловым человеком. Жил он на Севере, на реке Пи́неге. Рыбу ловил, имел бобровые гоны, уточные ловища, лавку в местном городе на посаде.
Был Фома простым человеком и вдруг стал излюбленным головой. Это должность такая. Выборная. Появились во времена царя Ивана здесь, на Севере, такие должности. Излюбленный голова считался как бы старшим над тем местом, где жил. Следил он, чтобы люди вели себя мирно – не бранились, не ссорились, улаживал разные споры, решал вопросы о наказании провинившихся, отвечал за поимку разных лихих, разбойных людей, если объявлялись такие в округе.
И ещё была одна важная обязанность у излюбленного головы – следить, чтобы люди не перепивались, чтобы по собственному почину придорожные корчмы не открывали, а главное, чтобы тайно не варили пиво. А если его и варили, так только в канун праздников, на поминки, на крестины или на роди́ны, то есть по случаю рождения ребёнка. Да и то на такое варение надо было предварительно получить разрешение от излюбленного головы. Довольны были жители своим головой. Распорядительный он человек, решительный. Крепко держит дело в своих руках.
Однако прошло какое-то время, стали замечать люди: тот голова и вроде уже не тот. Всё под себя гребёт Фома Вскинь Рука, всё к себе тянет. Бобровые гоны свои незаконно расширил. Уточные ловища раздвинул. На посаде, помимо одной лавки, скрытно две новые ещё открыл.
Ясно: злоупотреблял он своим положением.
А тут и ещё одно. Принюхались как-то люди – пахнет от Фомы пивом. Принюхались второй раз – снова пахнет. А потом уже и принюхиваться не надо было. За версту от него разит.
Загулял, не удержался в слабостях человек. Море стало ему по колено.
Ясно: ошиблись при своём выборе люди.
То ли кто-то донёс в Москву о пинегском излюбленном голове, то ли молва сама за тысячу вёрст туда добежала. Только прибыли как-то из Москвы, из какого-то приказа, чиновные люди. Проверили, как ведёт себя на Пинеге излюбленный голова.
