Франция. В те же годы, когда правил в России Иван IV, произошла здесь знаменитая Варфоломеевская ночь. При короле Карле IX в одну из ночей в Париже из-за религиозных несогласий была уничтожена почти половина французской знати. Сам французский король мечом убивал своих подчинённых.
Испания. Современник Ивана Грозного – испанский король Филипп II всегда с радостью отправлялся на площадь Майор в Мадриде, где на бесчисленных кострах сжигали виновных и невиновных людей Испании. Никогда не улыбался Филипп II. Лишь здесь, на мадридской площади, появлялась на лице у короля улыбка. И было это в минуту человеческой смерти.
Швеция. Король Эрих XIV в припадках безумной злобы рубил без счёта головы своим приближённым.
Англия. Когда возраст короля или время его правления были кратны числу «семь», то есть делиться могли на семёрку, в стране по этому поводу производились специальные казни – приносились в жертву каким-то никому не известным силам жизни совсем безвинных людей.
XVI век. Жестокий век. Льётся и льётся кровь человечья.
Слыхали дьяк Чепурной и подьячий Третьяк о жестокостях в западных странах. Говорили:
– Так ведь то далеко. За межой. В тридесятом царстве.
И опять за своё.
– Лютый, лютый у нас государь.
– Люты государь и время.
Как ни таились дьяк Чепурной и подьячий Третьяк, да всё же, видать, услышали стены их несогласные, дерзкие речи. Схвачен Чепурной. Схвачен Третьяк.
Сидит на колу Третьяк. Чепурной на куски иссечён.
Жестокое время. Суровый век.
Накатилась волна и отпрянула
1570 год. Неспокойно на южных границах Российского государства. Войска давнего врага России, крымского хана Девлет-Гирея, появились под Новоси́лем, под Рыльском. Поднимались и дальше на север. Доходили до реки Упы, до города Тулы.
Новую негаданную беду принёс и следующий, 1571 год. В мае крымские войска неожиданно появились у стен Москвы.
Мирошка Кривая Нога, дворовый человек боярина Ивана Дмитриевича Бельского, мчал к дому от самого Таганского луга с оленьей прытью.
– Тьма крымских людей идёт! Тьма-а! – вопил Мирошка.
Нелегко пробираться домой Мирошке. Много разного народа в те часы на улицах Москвы скопилось. Не удержали русские воеводы Девлет-Гирея ни на Оке, ни у Серпухова. Бросились жители окрестных городов и сёл к Москве. Искали в городе укрытия и спасения. Забили беженцы московские улицы.
Бежит Мирошка, торопится. Натыкается на стариков, на женщин, на плачущих детей. Чуть ли не по человеческим головам перебирается.
Примчался домой Мирошка.
– Пришлых людей тысячи! – кричит. – Крымских людей тысячи!
С огромной армией подошёл крымский хан Девлет-Гирей к Москве.
Подожгли крымцы городские посады. Загорелись окраины города. Сильный ветер понёс огонь к центру. Пламя охватило Китай-город, перебросилось в Кремль. Заполыхала гигантским костром деревянная Москва. Забушевало, загудело кругом пожаром.
Огонь вплотную подошёл и к усадьбе боярина Бельского.
Смотрит боярин, смотрят другие. Куда от беды укрыться? Слева, справа огонь. Перед тобой огонь. Со спины огонь. Жаром кругом полыхает. Смерть в обнимку с огнём шагает.
– Батюшка боярин, Иван Дмитриевич! В погреб! – во всю грудь завопил Мирошка.
Бросился Бельский, бросились другие в погреб. Влетел Мирошка. От быстрого бега и страха:
– Уф!
Не спас их погреб. Хотя был и каменный. Задохнулись от дыма, от чада люди.
Сотни, тысячи москвичей погибли тогда от огня и в огне. Прошёл огонь по городским концам, словно коса по полю.
Устрашился огня и Девлет-Гирей. Побоялся вступить в пылающий город.
Накатились крымцы, как волна, на Москву. Как волна, от неё и отпрянули.
Сгорела Москва. Ни деревянного шеста не найдёшь, ни столба на пустынном месте. Путнику коня привязать не к чему.
Фрося
Как ком с горы, как колесо в пути, катились на Русскую землю новые беды. То утихая, то вспыхивая с новой силой, шёл по русским городам и сёлам великий мор.
В 1563 году жестокая эпидемия сыпного тифа обрушилась на город Полоцк. Через два года эпидемия в Полоцке вспыхнула вновь. Затем она перебросилась в Великие Луки, в Торопец, в Смоленск. Страшная болезнь захватывала всё новые и новые области Русского государства. Не пощадила она и Москву.
Гулял мор по России и в 1570-м, и в 1571 году. На смену тифу пришла чума.
Девочка Фрося жила в Пскове. Подобралась и к Пскову смерть. За новостью входит новость.
Померли сразу трое на соседней от Фросиного дома улице: бабка Лукьяна, внучка Татьяна, старик Федул.
Померли сразу пятеро на поперечной улице: гончар Еремейка, бондарь Евсейка, дети – Иван, Кудеяр, Ларюк.
Гуляет по Пскову, как ветер, смерть. Стучится к любому в двери. Подходит всё ближе и ближе к Фросиному дому.
Помер Евграф Телега. Это сосед, что живёт от них справа.
Помер Киприан Заноза. Это сосед, что живёт от них слева.
Скончались лучшие из лучших подружек Фроси: Анна, Степана, Кулиса, Анфиса.
Заволновались отец и мать. Куда-то ходили. О чём-то шептались. Смотрит Фрося: готовит отец телегу. Впрягли коня. Усадили Фросю. Бежит лошадёнка. Катит телега.
Едут и Фрося, и мать, и отец. Путь их – к востоку, к Новгороду. Ищут они тут от чумы спасенья. Бежит, то как стрела, то вдруг, как змея, дорога. Среди лесных чащоб и болот петляет. На взгорки ползёт, ковыляет низинами. Вот и показались соборы Новгорода.
Вдруг застава. Стрельцы с пищалями.
– Куда?
– В Новгород, – ответил отец.
– Откуда?
– Из Пскова.
– Хватай! – закричал караульный.
Опасались новгородцы, как бы к ним из Пскова не пришла чума. Не знали родители Фроси, вышел приказ: всех, кто приезжает из Пскова в Новгород, тут же хватать и бросать в огонь.
Жестокое время. Жестокие меры. Схватили, потащили на гибель родителей Фроси. Хотели бросить в огонь и девочку. Однако нашёлся среди караульных жалостливый. Удержал он других от страшного дела. Уцелела, не умерла девочка Фрося.
Всюду добрые люди встретятся. На доброте человеческий мир и поныне держится.
И сын, и внук
Заявил крымский хан Девле́т-Гире́й, что на следующий год он опять с войсками придёт в Москву. Даже письмо Ивану Грозному специальное написал. Угрожал вновь разорить Москву, а самого царя взять в плен и привести на аркане в Крым.
