Всего лишь один день просидели в тюрьме виновные. Тайно от народа самозванец их выпустил.
Хитёр Лжедмитрий. Умён самозванец. Умел он угодить и нашим и вашим.
И вашим и нашим.
Сразу на двух стульях сидеть умел. Сразу на двух дудках играть старался.
И всё же самозванец боялся недовольства московских жителей. Судьбу решил не испытывать. Рассчитал он вскоре наёмных солдат. Уехали те из России.
Приглашает!
– Царь-государь приглашает!
– Царь-государь приглашает!
Понеслись по улицам Москвы посыльные. Объявляли волю царя Дмитрия. Будет отныне царь принимать ото всех обиженных и недовольных грамоты.
Уточняли:
– Два раза в неделю.
– По средам и субботам.
– В Кремле, у царского дворца, на Красном крыльце.
Долетела до Артёмки Коржова московская новость. Решил он обратиться к царю.
Был Артёмка обижен соседом Овсютой Кочиным. Ставил Овсюта новый себе забор. Да так хитро поступил, что прирезал к своему участку долю земли Артёмки Коржова.
Возмутился, запротестовал Коржов. Однако Овсюта был горласт. Стал доказывать своё право.
– Так испокон веков было! – кричал Овсюта.
– И при дедах наших, и при прадедах – вот как раз тут и проходил забор! – твердила жена Овсюты.
Выслушал царь Дмитрий Артёмку Коржова, сказал:
– Проверить!
Проверили. Конечно, по-воровски поступил Овсюта.
Распорядился царь забор переставить, а Овсюту и Овсютину жену за враньё наказать.
Избили принародно Овсюту палками.
Избили принародно Овсютину жену розгами.
Узнал о царёвой справедливости житель Пина. И у Пины сыскался обидчик. Некто Савелий Локоть.
Взял как-то Савелий у Пины полтину в долг. Время пришло. Не возвращает.
– Не брал, – уверяет Савелий.
Обратился Пина за помощью к царю Дмитрию.
К счастью, у Пины нашлись свидетели. Подтвердили они: брал Савелий Локоть у Пины деньги.
Приказал царь Дмитрий, чтобы Савелий полтину Пине вернул. А за обман назначил и ему наказание.
Отстегали кнутами Савелия.
А тут к царю сразу явились трое. Все трое жаловались на приказных. Замучен простой народ. За любое дело чиновный люд требует взятки.
– Кто брал взятки? – строго спросил царь Дмитрий. Назвали царю имена:
– Кукша Ивлев.
– Фарей Оглобля.
– Степан Кизяк.
Отпирались вначале виновные. Однако затем признались:
– Прости, государь.
Не простил Лжедмитрий. Поволокли приказных на площадь. Били Кукшу. Били Фарея. Били Степана. Смотрят люди:
– За дело!
– По справедливости.
– Долгие годы тебе, государь!
Лабиринт
Был самозванец низкоросл, неказист. Шея короткая. Правда, широк в плечах.
Малый рост огорчал Отрепьева. Хотел Лжедмитрий казаться выше, чем есть на самом деле.
Вызвал он мастеров по сапожному делу.
Смастерили умельцы ему сапоги. Каблуки чуть ли не полуметровые.
Хочется Отрепьеву прибавить себе роста. Вызвал шапочных дел мастеров. Сшили мастера Лжедмитрию высоты высоченной шапки.
Высок он теперь и статен.
Став царём, пристрастился самозванец к щегольству и нарядам. Во время пиров и званых приёмов по нескольку раз менял одежды.
То нарядный суконный кафтан на Гришке. То атласный кафтан. То наряд с меховой оторочкой.
Вот опять во время пира куда-то исчез Отрепьев. Вот появился снова. Бархатный жупан на плечах самозванца.
Вот опять исчез. Появился снова. На плечах нарядная епанча.
То он в голубом наряде, то в оранжевом, то в зелёном, то в красном. Глянешь – рябит в глазах.
В Кремле построил самозванец себе дворец. Махина выше кремлёвской стены поднялась. Встань у окна – далеко видно. Лежит перед взглядом вдоль-поперёк Москва.
Когда возводили дворец, Лжедмитрий командовал:
– Брёвна возить дубовые!
Возят дубовые брёвна.
– Стены обить бархатом и парчой!
Обили парчой и бархатом стены.
– Печи выложить резными плитами!
Украшают печки резными плитами.
Огромен дворец: комната, комната, снова комната… В хоромах много тайных дверей, переходов, ходов. Попадёшь во дворец – заблудишься. Год прошагаешь – не сыщешь выхода.
Посмотрев на новый царский дворец, боярин Василий Шуйский сказал:
– Лабиринт!
Гадали другие: то ли сам дворец имел в виду боярин, то ли запутанную душу Лжедмитрия.
Не добил
Нелегко складывались отношения у Лжедмитрия с русскими боярами.
Окружили постепенно бояре нового царя надёжным кольцом.
Ни шагнуть теперь без них царю, ни зевнуть, ни плюнуть.
Царь на улицу – бояре за ним.
Царь к обеду – бояре за ним.
Отправится царь на отдых в постельные хоромы – боярские бороды следом тянутся.
Проснётся царь утром – и всё сначала. Тут уже рядом неутомимые соглядатаи.
Мало кто из бояр верил, что перед ними законный царь. Хотя бы всё тот же едва не казнённый Василий Шуйский. Твердит и твердит:
– Самозванец он. Гришка Отрепьев.
Не один он такого мнения. Чуть ли не каждый второй боярин сам мечтал усесться на русский престол. Но Лжедмитрий перебежал им дорогу.
Смотрели бояре косо на самозванца. Однако пока терпели. Терпели, но и вожжи полностью не отпускали.
Неосторожно поступил как-то окольничий Татищев. Что-то поперёк воли царя сказал.
Разгневался Лжедмитрий. Приказал отправить Татищева в ссылку, в Вятку.
– В колодках держать, в тюрьме!
Посадили в возок опального. Покатил на восток, в глухомань, возок.
Однако бояре заступились за окольничего.
– Не суди, государь, строго, – сказали бояре.
– Воля моя! – упёрся Лжедмитрий.
– Боярское слово – важное слово, – в ответ бояре.
Отстояли всё же бояре Татищева. Вернули с дороги его в
Москву.
Часто вспоминал Лжедмитрий царя Ивана Грозного. Крут, жесток был с боярами царь. Рубил, не жалел – под корень. Сокрушался Лжедмитрий:
