Она сделал долгий глоток и прикрыла глаза, чувствуя, как ей становится лучше. А когда открыла – Ламия была уже рядом – отражение в оконном стекле. Триш вздрогнула, чуть не уронив стакан. Повернулась.
– Вы меня напугали.
– Прости, дорогая. Просто не хотела выпускать тебя из виду. Ты не в себе.
Триш захотелось, чтобы старушка перестала уже это повторять.
– Ламия, я хочу пойти в солярий. Мне нужно опять увидеть Чета.
– Но его там нет.
– Да? Где он?
– Мы похоронили его сегодня утром.
Триш глядела на Ламию, не веря своим ушам.
– Похоронили его? Похоронили? Как это? Где?
– Внизу, рядом с его матерью.
– Вы похоронили его без меня? – Триш начало трясти, и ей пришлось поставить стакан. – Какое вы имели право!? Какое…
– Тихо, дитя, – сказала Ламия так резко, что Триш застыла от удивления. – Ты в этом состоянии уже два дня. Несешь непонятно что, то и дело теряешь сознание. Кто-то должен был позаботиться, чтобы все было как следует. Мальчика следовало предать земле.
«Два дня», – подумала Триш, пытаясь найти в этом хоть какой-то смысл.
– Мы не могли никуда его отвезти, никого позвать, а то начались бы неприятности. Твой отец узнал бы, приехал бы за тобой. Что бы тогда случилось с твоим ребеночком? Скажи мне.
Триш знала, что бы тогда случилось. Ребенка бы у нее забрали и отдали бы в чужие руки. Она никогда бы даже лица своей дочери не увидела.
– Ламия, простите. Просто… Просто мне хотелось увидеть Чета – хотя бы еще один раз.
– Может, я погорячилась, – сказала Ламия гораздо мягче. – Мы все сейчас не в своей тарелке. – Она положила руку на плечо Триш. – Завтра мы сходим на могилу, проведаем его… Когда будет светло.
Триш глянула в окно. Солнце только начало садиться.
– Если вы не против, я хотела бы пойти к нему прямо сейчас. Пойду обуюсь. – Она вышла из кухни и поднялась по лестнице наверх, в ту комнату, где ночевали они с Четом. Она вошла и застыла – вещей не было. Даже белье с кровати исчезло. Будто их здесь никогда и не было. Что происходит?
Ламия ждала ее внизу, у лестницы, с чашкой чая в руке.
– Ламия, где мои вещи?
– У тебя расстроенный голос. Не нужно расстраиваться, ты повредишь ребеночку.
– Где мои вещи!?
– Ну-ну, выпей-ка чашечку чайку и приляг. Отдохнешь – сразу почувствуешь себя лучше.
– Я уезжаю.
– Машины больше нет, дорогая.
– Дайте мне пройти!
Ламия не двинулась с места. Она просто стояла и смотрела на нее, как-то странно склонив голову на бок.
– В последний раз прошу… Дайте мне пройти.
– Ты не можешь туда идти. Там есть то, что может причинить тебе боль.
«Да она сумасшедшая», – подумала Триш и попыталась отодвинуть ее с дороги.
Старуха схватила Триш за запястье и вывернула так, что та упала на колени.
– Прекратите! – закричала девушка. – Вы делаете мне больно!
– Я пытаюсь тебе помочь.
Триш ударила Ламию в ответ, попала ей в грудь и та уронила чашку, которая осколками разлетелась на полу.
Ламия ударила ее по лицу, раз, другой, и сильнее выкрутила руку, так что Триш показалось, что кости вот-вот не выдержат и сломаются. Она вскрикнула, попыталась вырваться, но хватка у старухи оказалась железной. Ламия потащила Триш дальше по коридору, затолкала в уже знакомую комнатушку и захлопнула дверь. Раздался щелчок. Триш потрясла дверную ручку. Заперто. Она ударила по двери ладонью, потом ногой.
– Выпустите меня! – закричала она. – Выпустите меня сейчас же!
– Мы должны думать о ребенке. Так лучше.
Триш подошла к окну, рывком отдернула шторы – и чуть не задохнулась. Окно было забрано деревянными планками. Она потянула за планку. Та не поддалась. Упершись ногой в подоконник, Триш потянула изо всех сил. Острая боль пронзила ей живот. Она согнулась пополам, обхватив себя руками, и съехала на пол. Триш заплакала, тихонько покачиваясь, стиснув руками живот.
– Ох, малышка, – прошептала она. – Ты, давай, держись. Ты только держись.
Глава 29
Все вокруг было омыто тусклым янтарным светом. С медного неба редкими хлопьями медленно падал пепел, оседая в трещинах и расщелинах клочками низких туч, что плыли, свиваясь, над путниками. Острые скальные пики неимоверных пропорций возвышались над ними, будто заброшенные готические сооружения, готовые рухнуть в любую секунду. Город остался позади вот уже несколько часов назад, изредка встречались лишь нагромождения каменных блоков и плит.
Из трубы голема вырвался столб пара. Продолжая тяжело топать вперед под мерный лязг цепей, она опять испустила свой долгий, протяжный стон, эхом раскатившийся по безлюдному, дикому пейзажу.
Стражники рассыпались по сторонам, сжимая в руках оружие, впиваясь взглядами в окружающие скалы и пики. Тут Чет заметил белевшие между камнями кости – всех форм и размеров, звериные и человеческие, некоторые из них – гигантские, будто останки динозавров. Поначалу кости попадались лишь изредка, время от времени, но их становилось все больше и больше, и наконец, казалось, в долине не было уже ничего, кроме костей. Чет гадал, скоро ли и его кости лягут среди других, скоро ли Триш с малышкой будут потеряны для него навсегда. Он опустил взгляд на цепь, которая болталась туда-сюда с каждым выматывающим шагом. Да какие у него теперь могут быть шансы? Какие, к черту, шансы? Впереди заорал Сит, Чет поднял глаза и увидел рукоять Сеноева ножа, торчавшую у гоблина из-за пояса. Как там Сеной говорил? Ничтожный шанс лучше, чем ничего. «Да, – подумал Чет, упрямо цепляясь за слова ангела. – Я дал клятву, я пообещал моей маленькой девочке, что всегда буду рядом». Он опять взглянул на свои оковы. Те выглядели очень старыми. Подхватив цепь, Чет обернул ее вокруг крепежа и хорошенько дернул. Ржавчина осыпалась, обнажив слабые места. Шанс есть всегда.
Раздался пронзительный свисток; шум нарастал.
– Вниз! – проорал сосед Чета. Все, как один, пригнулись, и в следующее мгновенье из голема вырвалось облако дыма и пара. Вокруг дождем посыпались пылающие угли. Раздались вскрики, души руками стряхивали с кожи куски раскаленного камня.
Сит побежал вдоль каравана, раздавая тычки и проклятия, крича упряжкам, чтобы те поднимались на ноги.
– Наблюдать за Присциллой очень важно, – сказал Чету сосед.
Чет кивнул.
– Меня зовут Эдо.
– Чет. А это Ана.
Ана смотрела в сторону, на неимоверных размеров череп, возвышавшийся над долиной. Череп, даже наполовину погребенный в черной земле, был высотой с тридцатиэтажное здание; черты напоминали человеческие, но во рту торчали, наверное, тысячи неровных, иззубренных зубов.
