– Добро пожаловать! Сегодня мы чествуем таланты, которые присутствуют среди нас. Многие из вас до сих пор этого не знали, но все вы приглашены сюда исключительно благодаря вашим артистическим умениям.
Тут многие рассмеялись, что вызвало широкую улыбку герцогини. Она продолжала объяснять, чего ждет от своих гостей, но Далия больше не слышала ни слова, поскольку теперь ей на ухо шептал Далхаузи.
– Боже, он сидит прямо за нами!
– Кто? – спросила Далия.
– Лорд Кирк. Он сидел рядом с леди Гамильтон, но пересел ближе. – Энн тотчас повернула шею, но Далхаузи резко зашептал: – Не смотрите!
– Простите, – шепотом ответила она.
– Интересно, он в самом деле собирается выступить… – Далхаузи скосил глаза в программку, – с чтением стихотворения?
– Должен, иначе бы не пришел, – отозвалась Энн. – Далия, вы знаете лорда Кирка лучше всех. Не думаете ли вы, что он будет…
К облегчению Далии, их разговор прервали аплодисменты, поскольку герцогиня закончила свою вступительную речь. Грациозно поклонившись, она, опираясь на руку Макдугала, спустилась с импровизированной сцены.
После чего представление началось. Миссис Селфридж отрыла его на удивление хорошим исполнением сонаты. Затем торжественный кусочек прозаического произведения прочитал виконт Данди.
Выбранный им отрывок, видимо, был любимым отрывком леди Шарлотты, поскольку его последние слова потонули в ее бурных аплодисментах.
– Превосходно! Превосходно! Именно так я его и слышала!
Еще несколько гостей прочли со сцены прозаические отрывки и стихи, а затем две пьесы сыграла Далия. Она чувствовала, что Кирк на протяжении всего исполнения буквально не спускал с нее взгляда своих темных глаз. Краснея и понимая, что ускорила темп последнего произведения, превратив его в подобие шотландского народного танца вместо той грациозной и элегантной пьесы, которую оно должно было собой представлять, Далия вернулась на место.
Затем заявленную песню вышла петь леди Мэри, она часто поглядывала на мисс Стюарт в ожидании указаний в самых трудных местах. Хотя лицо последней было красным и покрытым испариной, по окончании пения мисс Стюарт наградила подругу широкой улыбкой.
Это было действительно очень мило, и Далия вновь почувствовала расположение к ним обеим.
Следующим вышел лорд Далхаузи с чтением подобранного герцогиней «наставления». Длинная и высокопарная проповедь ни на кого не произвела впечатления, да и сам Далхаузи посреди чтения зевнул. Наконец он закончил и под жидкие аплодисменты сел на место.
Затем сцену на балконе из «Ромео и Джульетты» исполнили мистер и миссис Маклин, причем переигрывая так, что Далхаузи и Энн покатились со смеху. Далия, видя устремленные на них взгляды, пыталась их утихомирить.
И наконец, подошел черед последнего выступающего – лорда Кирка. Когда он пошел к сцене, по толпе пронесся шепоток, и Далия поняла, что его выступления с нетерпением ждет не только она. Всем было трудно вообразить этого обычно молчаливого и резкого человека читающим стихотворение.
На мгновение он остановился посовещаться с леди Шарлоттой и какое-то время стоял, наклонив к ней свою темноволосую голову. По мере того как он говорил, ее глаза расширялись, и в конце концов она посмотрела на герцогиню. После поклона ее светлости леди Шарлотта заулыбалась и энергично закивала. К всеобщему удивлению, она приказала лакею погасить половину свечей. Когда комната постепенно погрузилась в полумрак, взволнованный ропот толпы усилился.
Лакей направился к камину, чтобы подбросить поленьев в огонь, но Кирк, подняв руку, остановил его.
– Нет. Прошу, оставь. – Поймав удивленный взгляд лакея, Кирк добавил: – Для атмосферы.
– Ах, создаете условия? – с удивлением проговорила леди Гамильтон.
– Именно так, мадам.
Он задул свечу на столе возле мисс Стюарт. При этом их глаза встретились, и она мгновенно вспыхнула, густо покраснела, отвела взгляд и закашлялась, прижимая ко рту платок.
Сидящая рядом с ней леди Мэри фыркнула, хотя и ее это позабавило.
– Брось, Элейн, это всего лишь стихотворение.
– Но какое стихотворение? – спросил Кирк. Держа перед собой свечу, он пошел к камину. Все зрители умолкли.
Далия подалась вперед, ожидая его первого слова.
Он положил ладонь на каминную полку, встал вполоборота, и их взгляды встретились.
Внезапно она ощутила, как сердце забилось у нее прямо в горле.
– «Сонет к Дженевре».
– Байрон, – проговорила чуть слышно Энн.
Ты как бледна! Но не от грусти, нет…
Его низкий голос был спокойным и едва слышным, и в то же время раскатисто переливался, словно глубокий океан.
От глубины раздумья эта нежность!
Я не хочу, чтоб розы белоснежность
Зарделась грубо, словно маков цвет!
Его бархатный глубокий баритон, казалось, ласкал каждое слово.
Твой взор спокойный ясен, как рассвет,
Не ослепляет серых глаз безбрежность,
В них – материнской ласки безмятежность
И влажной радуги лучистый свет.
– О боже, – выдохнула Энн.
Далия не только вся подалась вперед, ловя каждое слово, но и затаила дыхание, словно боясь рассеять сплетенные вокруг нее чары. А колдовство было таким сильным, что проще было умереть, чем отвести взор.
Кирк смотрел только на нее, будто каждое слово предназначалось лишь ей одной.
Сквозь длинные и черные ресницы
Задумчивая доброта струится;
Так, мук не зная, но о них скорбя,
К земной юдоли серафим стремится,
Блики огня освещали его лицо, а шрам скрывала тень, и на мгновение все увидели Кирка таким, каким он был до катастрофы: безупречным красавцем-мужчиной. Его глаза и совершенная щека, рот, настолько чувственный, настолько властный, что…
Так в мягкости величие таится.
Он вышел из круга света, отбрасываемого огнем камина, одинокая свеча в его руке осветила шрам, рассекавший идеальное лицо, словно удар молнии.
И не отрывая взора от Далии, закончил:
Да, ты свята – но я люблю тебя!
Когда в тишине комнаты растворилось последнее произнесенное им слово, слышно было только потрескивание поленьев в камине.
Далия не могла думать, не могла говорить. Никогда еще ей не доводилось слышать столь прекрасное исполнение стихотворения. Если бы в комнате больше никого не было, она бросилась бы в его объятия, требуя поцелуя, по которому так страстно тосковала последние несколько дней. Ее тело изнывало от желания.
