Клавдии надо было быть готовой к этим ударам, а она сидела в обшарпанной комнате райотдела и слушала гнусаво ноющий голос одного из рокеров по имени Лешенька, который однообразно спрашивал:
— А че-о мне за это бу-удет?
В этой тишине Клавдия, как никогда, чувствовала себя уставшей и беспомощной. Силы куда-то растекались, наваливались безразличие и обреченность. Клавдия силилась взять себя в руки, собраться, сцепить зубы, сжать кулаки, а получалось, что она просто делает самой себе больно.
— Я не зна-ал, что это Худо-овский, — продолжал ныть Лешенька, по-кроличьи заглядывая в глаза следовательнице.
— Как же не знал, Лешенька? — спросила Клавдия. — Ты же говорил, что ненавидишь его политические взгляды, что не позволишь ему стать Президентом.
— Каким Президентом? — вполне натурально вытаращил глаза недоросль.
— Президентом России…
Лешенька открыл рот и долго смотрел на Клавдию, словно она сейчас показала ему какой-то удивительный фокус.
— А он че, Президент? — наконец спросил рокер.
— Нет, но будет баллотироваться. Поэтому, Лешенька, твои действия можно квалифицировать как политический терроризм, — устало пошутила Клавдия.
— А кто Президент? — после долгого молчания спросил недоросль.
Клавдия подумала, что шутить пацан не умеет, но, взглянув на Лешеньку попристальнее, поняла, к своему ужасу, что тот вовсе не шутит.
— Ты не знаешь, кто у нас Президент? — осторожно спросила она. Так, на всякий случай. Чтобы парень не знал, кто в России Президент, — в такую дикость поверить было невозможно.
— Горбачев? — обрадовался собственной догадливости Лешенька.
— Ну ладно дурачиться, — оборвала его Клавдия. — Ты все прекрасно знаешь…
— А! — раскусил Клавдину «хитрость» недоросль. — На пушку берете? У нас нет Президента! Да?
Клавдии вдруг стало весело. Если пацан ваньку валяет, то вполне натурально. А если действительно не знает — абсурд, конечно, но вдруг, — то он, наверное, единственный такой в мире.
— Ельцин. Это тебе что-то говорит? — спросила она.
— А как же! — сразу ответил недоросль. Так отвечают на вопрос учителя круглые двоечники — уверенно, тупо и безапелляционно.
— Ну?
— Он этот, — не терял уверенности пацан, — как его… Теннисист…
Видно, Лешенька всерьез вознамерился убедить Клавдию в своей феноменальности.
Так до конца и не поверив, что рокер настолько далек от политики, Клавдия выведала у него, что били они Худовского за то, что приставал на дискотеке к их Туловищу.
— К Туловищу? — не поняла Клавдия.
— Сами у нее спросите… Жека Симонова…
— Так она, значит… Туловище?
Да, открытий для Клавдии было немало.
Но каково же было ее разочарование, когда оказалось что второй рокер — Васенька — от политики еще более далек. Он заявил, что его содержат в темной камере и плохо кормят, поэтому он будет просить политического убежища в Чечне.
Клавдия поняла, что эту речь ему подсказал кто-то из веселых сокамерников, потому что объяснить, что это за государство Чечня и где находится, Васенька не мог, хотя предполагал, что между Германией и Австралией.
И смех и грех.
Он тоже настаивал на версии, что Худовский приставал к их Мартышке и даже хватал ее за уши.
Клавдия поняла, что все слова рокеров надо переводить на русский, поэтому спросила и про мартышку и про уши. Оказалось, что это снова девушка, которую хватали, извините, за груди.
— Да почему же — уши? — недоумевала Клавдия.
— Висят, как у спаниеля, — покраснев, буркнул Васенька. Нет, краснеть они еще умели.
Как из сумасшедшего дома вышла Клавдия из райотдела. Как ни странно, настроение ее улучшилось. Во всяком случае, смешного она узнала много.
С покоем в душе подумала, что ее-то Ленка совсем другая. Значит, не вся молодежь — эти двое.
Но потом вспомнила, как однажды застукала собственную дочь под сильным наркотическим дурманом, сердце сжалось.
У Васеньки на груди болтался крестик с распятым Христом. Выведет ли Он пацанов и девчонок из этого болота и мрака?
Оставалось только надеяться.
И еще Клавдия поняла, что о политических мотивах в этой драке и говорить не приходится…
Среда. 14.35 — 16.51
Игоря не было, зато, как только Клавдия вошла в кабинет, откуда ни возьмись — Левинсон.
— Так-так-так! Уже вся прокуратура гудит — у Дежкиной младенец — не в мать, не в отца, а в заезжего молодца! Нашлись родители?
— Нет, наоборот, все пропали в одночасье. Бабушка вот только — за воспитание собственного внука денег просит.
— Так-так-так! Кстати о птичках, — поднял вверх палец пресс-секретарь. — У Семенова дело по притону, не слыхала? Ну что ты — обхохочешься! Сидят, представь себе, наркоманы, накачались до одури. И одна девица решила, что уже может летать. Вот она рвется выпрыгнуть в окно, а хозяин еще понимает что-то, удерживает ее. Решил, что, если он ее догола разденет, ей стыдно будет в окно выпрыгивать на улицу. Согласись, своя логика в этом есть. Но девушка окончательно стыд потеряла — хочу, дескать, летать. Тогда хозяин ее веревкой за ногу к батарее привязал и вернулся к друганам. Не успели они еще «косячок» забить, как слышат вдруг звон разбитого стекла: девицы нет, обратно в разбитое окно только обрывок веревки залетает. Подбежали — на асфальте никого, значит, уже нашли «птичку». Ну, вмиг протрезвели все. Дрожат, шугаются, как вдруг звонок в дверь. Хозяин понимает, что уже за ним пришли, на негнущихся плетется к двери, а там — два алкаша. Держат под руки эту девицу и говорят — вернете нам бутылку, отдадим девицу.
Клавдия серьезно кивала, словно слушала Левинсона.
— А оказалось, — продолжил пресс-секретарь, — что этажом ниже эти самые алкаши с трудом наскребли на бутылку, только успели поставить ее на стол и сесть, как окно разбивается и прямо на стол падает с неба голая девушка. Сносит, естественно, все со стола и лежит такая соблазнительная, только кое-где поцарапанная. Но алкашам было не до секса, они девушку вернули, а поскольку наркоманы им вместо портвешка какое-то «Чинзано» на радостях сунули, алкаши возьми и пожалуйся участковому. Тот притончик-то и накрыл.
К концу своего повествования Левинсон уже просто задыхался от смеха. Клавдия тоже поневоле улыбалась, хотя соль истории до нее не дошла. Совсем о другом она сейчас думала.
— Нет, ну ты представляешь? — хохотал Левинсон.
— Представляю, — кивнула Клавдия, — только я не поняла, почему — кстати?
— Что почему — кстати, — осекся Левинсон.
— Ну, я тебе рассказала про Витю Кокошина и его бабушку, а ты сказал — кстати…
