— Ну как же. Вот. — Он поставил на стол флакон одеколона. — Купил сегодня. Всего полтинник стоит. Приятный запах, правда?
Клава взяла флакон и прочла название. «Egoiste».
— Полтинник, говоришь?
— Да, всего полтинник. — Федор взял флакон из ее рук и аккуратно упаковал в коробку. — Очень приятный запах. Полынью пахнет, дорогим табаком и немного мятой. Очень мужественный, правда?
— Да, очень. — Клава пристально посмотрела на мужа. — Ну а теперь мужественно все выкладывай.
— Что выкладывать? — не понял Федор.
— Федь, ты как думаешь, я где работаю? — Клава встала, вынула из-под стола ящик и стала набрасывать в раковину картошку.
— В смысле?
— Думаешь, я не знаю, сколько этот одеколон стоит? — Включила воду и взяла в руки нож. — Сто восемьдесят тысяч. И это еще по дешевке. — Первая картофелина булькнула в кастрюлю. — Чего молчишь?
— Ну ладно, ладно, поймала, — захихикал Федор. — Я его за двести купил. Могу себе позволить раз в жизни? — Он махнул рукой и встал.
— Нет, ты посиди, посиди. А я дальше расскажу. — Клава бросила в кастрюлю третью картофелину и взяла четвертую. Федор сел. — У тебя в тумбочке восемь одеколонов, а у меня одни духи. Нет, я не жалуюсь. Просто как-то странно это. По идее, должно быть наоборот.
— Вот какую-то ерунду мелешь! — начал заводиться муж.
— Наверно, ерунда. — Четвертая картофелина оказалась вся гнилая, пришлось ее выкинуть. — Но вы, мужики, в запахах вообще мало разбираетесь. А ты тем более, «Тройной» от «Шипра» отличить не сможешь, совсем себе своими папиросами нюх отбил. А тут вдруг — «полынь», «мята», «табак»… — Почистив пятую картофелину, Клава долила в кастрюлю воды и принялась за шестую. — И потом, слово «мужественно» мужчины очень редко произносят. Это как «масло масляное». Зато женщины очень часто им пользуются. Как ты думаешь, хватит? — Она повернулась к мужу и холодно улыбнулась.
— А что, еще что-то вычислила? — тихо спросил Федор.
— Это я про картошку. Хватит на всех? — Она показала ему полную кастрюлю.
— Да. — Федор опустил голову.
— Хотя у меня и еще вопросы есть…
— Какие вопросы? — напрягся Федор.
Клавдия посмотрела на него, мотнула головой.
— Как противно, когда врут. Знаешь, Федя, как это противно и обидно? — Она зажгла газ и поставила кастрюлю на плиту.
Муж молчал.
Зазвонил телефон. Клава хотела поднять трубку, но Федор перехватил.
— Алло… Это тебя. — Протянул ей трубку и вышел из кухни.
— Алло, Клавдия Васильевна? Это Никита. У меня мало времени — Ритка к соседке за перцем пошла…
— Я в Саратов звонила… — начала было Клавдия.
— Да, это… — перебил Никита, — вы простите, что так получилось. Это все из-за свитера. Там в машине одна моя… ну, знакомая ехала со мной.
— Понятно. — Клавдия вздохнула.
— Вот я и соврал про Нинку. Это не Нинка была. А по трассе мы не ехали потому, что… Ну, в общем, у нас груз один был. Решили подработать маленько… Я так подумал, вы же все равно узнаете, так уж лучше я сам…
— И правда лучше.
— А Нинку я давно не видел, честное слово! — заторопился Никита. — Очень давно…
— И она вам не звонила?
— Нет. Как там Витька?
— Нормально, играет. Сейчас ужинать будем.
«Газ нужно сделать потише, а то вся вода выкипит».
— Я его послезавтра сам заберу. Вы только скажите, когда и где… О, все, Ритка идет. — И в трубке зазвучали короткие гудки.
Клава взяла нож.
— Тетя Куава, а что ты деуаешь? — на кухню заглянул Витя.
— Ужин готовлю.
— А почему ты пуачешь?
— Это мне лук в глаза попал.
— Зуой уук?
— Не злой, — поправила Клавдия и смахнула со щеки слезу, — обидный…
ДЕНЬ ВОСЬМОЙ
Пятница. 8.04 — 8.45
— Клавочка Васильевна, подождите!
Клавдия придержала дверь лифта, пока Лина Волконская запирала дверь.
— По-моему, мы раньше встречались чаще, — сказала Лина, влетая в лифт.
— А так всегда бывает, — согласилась Клавдия. — Что имеем — не храним…
— Наверное, здесь уместнее — «большое видится на расстоянии»…
Лина была по-прежнему хороша. Только к девичьей ее прелести добавилась женская уверенность в себе и покой во взгляде.
— А что ж Илья тебя не захватил? — спросила Клавдия.
— Торопился очень, — как-то слишком поспешно ответила Лина. — Когда это мы с вами в последний раз виделись?
— В январе, кажется. Убийство Саманова…
— О-ой… не вспоминайте, — простонала Лина. — Что у вас-то нового?
— По мелочам — много. По крупному…
«А по крупному еще больше, — закончила она мысленно. — Только как об этом скажешь?»
Лина Волконская была судмедэкспертом. Познакомились они с Клавдией давно. Она уже смутно помнила, что за дело тогда расследовала, очень быстро все разъяснилось. Но началось с трех трупов в студенческом общежитии. Как и положено, была вызвана следственная бригада, криминалисты и среди всей этой большой команды — Лина.
Клавдия впервые видела такого судмедэксперта.
При виде трупов Лина стала белой, как стена, к которой прижалась всем своим дрожащим телом, потом убежала в туалет, и там ее вывернуло наизнанку. Клавдия видела, как дрожали руки и губы Лины, когда она касалась мертвых тел.
«Боже мой, — подумала тогда Дежкина, — кто же послал эту кисейную барышню на такую муку?»
Потом они встречались еще несколько раз при подобных же обстоятельствах, и Лина каждый раз выполняла свои прямые обязанности словно делала это в первый раз.
Клавдии бы срочно заменить медэксперта и сообщить начальству, но она решила, что девушка нуждается в поддержке. Поэтому мягко, но настойчиво уговаривала Лину не волноваться, не нервничать, а спокойно делать свое дело.
Хотя встречи их были нечастыми, Лина прониклась к Клавдии безграничным доверием. Стала просто так, без дела, захаживать в прокуратуру, чтобы поболтать о том о сем, поделиться своими женскими секретами. Словом, они сдружились.
И тут Клавдия узнала, как, собственно, девушка стала заниматься этой глубоко противной ей работой.
Родители Лины были довольно высокими чиновниками в аппарате ЦК КПСС. Почему-то они решили, что дочь их прирожденный врач. Вот они и устроили Лину в медицинский. Лина училась кое-как. Главное — иметь «корочку» о высшем образовании, внушали ей. Это престижно. Дальнейшая судьба казалась тогда сказочной и лучезарной.
