Но человек предполагает, а Господь Бог располагает.
В сентябре девяносто первого года родители Лины вдруг оказались не у дел. Их просто вышвырнули на улицу. Может быть, и поделом. Но удар для чиновников был слишком силен. Отец стал пить. Мать превратилась в истеричку. А в один несчастный день, возвращаясь с дачи, родители попали в автокатастрофу. Оказалось, что оба были пьяны. Отец скончался на месте, а мать еще полгода пролежала в больнице. Но это была простая больница, никаких импортных лекарств, никакого современного оборудования, никаких высококвалифицированных докторов…
Похоронив мать, Лина поняла, что осталась совсем одна и теперь будущее строить ей самой.
В это время она уже училась на пятом курсе. Кое-как дотянула до диплома. Хотели ее отослать куда-то в Подмосковье, но кое-какие старые связи остались. Пристроили в институт судмедэкспертизы.
Наверное, из нее получился бы отличный педагог, философ или искусствовед. (У Лины были такт, острый ум и изысканный вкус.) Но среди партчиновников эти профессии считались несерьезными. И теперь Лина занималась колотыми, резаными, огнестрельными ранами и трупными пятнами…
— Мне показалось или это в самом деле — я слышала детский голос у вас? — спросила Лина, когда сели в троллейбус.
— В самом деле.
— Родственник?
— Не совсем. То есть совсем не. Мальчишку нашла на улице.
Клавдия рассказала Лине всю историю Вити, исчезновения его матери, а потом и отчима.
Волконская слушала невнимательно.
— И кто эта дело ведет? — спросила в конце. — Вы или Виктор Сергеевич?
— Да никакого дела пока нет, — ответила Клавдия.
«Виктор Сергеевич Чубаристов, — грустно подумала она. — Вот кто тебя, девочка, интересует…»
— Понятно, — вздохнула Лина.
— Он в Америку уехал, — сказала Клавдия. — Не сегодня завтра вернется.
Лина вспыхнула от того, что ее мысли так легко угадали, но благодарно улыбнулась.
Пятница. 9.00 — 10.37
Клавдия все решила еще вчера. Она попросит Игоря или лучше Берковича — у Игоря там что-то серьезное — начать следствие по делу исчезновения Нины Кокошиной и Сергея Смирнова. Беркович, как и Игорь, прокурор-криминалист. Он может действовать самостоятельно. А действовать уже было давно пора.
Но благие намерения сразу воплотить не удалось.
Возле дверей прокуратуры, когда Клавдия протиснулась через толпу неизвестно откуда взявшихся корреспондентов, ее вдруг остановили кожаные ребята со шкафообразными фигурами и сказали:
— Куда прешь, тетка?
Клавдия оценила ситуацию как унизительную. Ее не пускают на собственную работу.
Она обернулась на улицу и увидела, к счастью, милицейский «газик».
Стражи порядка, однако, оказались далеко не рыцарями, они долго и доброжелательно выясняли у кожаных, чего им надо, а потом доложили Клавдии, что это охрана депутата Худовского.
— Ах, вон в чем дело! — взъерепенилась Клавдия. — Ну ладно.
Она сама смело пошла на ребят, стараясь смотреть им прямо в глаза, а не на квадратные плечи и кулаки с арбуз.
— Следователь прокуратуры Дежкина. Сидел? — в упор спросила она самого вальяжного из них.
Корреспонденты вскинули телекамеры и фотоаппараты.
Вальяжный таковым быть сразу перестал.
— Да это давно было… По молодости, по глупости… — залепетал он.
— Не поумнел с тех пор, — резюмировала Клавдия. — Так, короткая стрижка, глаза карие, рост метр девяносто, лоб узкий, скошенный, — вцепилась она взглядом в лицо охранника. — По приметам сходится, — многозначительно добавила Дежкина. — Далеко не отлучайся.
Шкаф вздрогнул и отступил к стеночке.
— Документы! — рявкнула Клавдия на другого.
Тот суетливо стал ощупывать свои карманы, но Клавдии уже все было ясно.
— Документов нет. Покажи руки.
Охранник послушно вытянул лапищи.
Засверкали фотоблицы.
— Точно, татуировка на среднем пальце в виде перстня со звездой. А мы тебя обыскались…
Третий уже что-то лихорадочно бормотал в переговорник.
С ним, к сожалению, Клавдия разобраться не успела.
Из дверей прокуратуры вылетела целая делегация — сам Иосиф Владимирович Худовский, Малютов с бегающими глазками на солдатском лице и хитро улыбающийся Чапай.
— Что тут происходит?! — привычно заверещал Худовский.
Объективы обернулись к нему.
Нельзя сказать, что Клавдия лидера НДПР недолюбливала. Она его просто презирала.
— Это ваши телохранители, господин депутат? — спокойно повернулась к нему Дежкина. — Что ж вы так неразборчивы, Иосиф Владимирович? Известно ли вам, что у этих ребяток довольно богатое уголовное прошлое?
Худовский налился багровой апоплексической кровью.
— Это мое дело, кого мне выбирать! — уже не так уверенно заявил лидер.
— Да уж не совсем так, господин депутат. Разве не наша прямая обязанность обеспечивать вашу безопасность? И разве в силах мы исполнить свой святой долг, если ваши ребятки завтра сговорятся с какими-нибудь уголовными авторитетами…
— Это Дежкина как раз, — вставил горпрокурор, теряя последние капли самоуверенности. — Это она ваше дело ведет…
— Нет, Иванович, я веду дело не, уважаемого депутата Худовского, а злостных хулиганов, которые подвергли его нападению. Кстати, охрана ваша, Иосиф Владимирович, тогда как раз оказалась не на высоте.
Худовский испепелил взглядом вмиг опавших в плечах и в росте охранников, обругал корреспондентов, развернулся на сто восемьдесят градусов.
— На улице мы это обсуждать не будем, однозначно.
Когда Клавдия вместе со всей процессией шла по коридорам прокуратуры, коллеги жались к стенам или спешили нырнуть в кабинеты.
У Малютова на столе уже был накрыт весьма изысканный завтрак. На пять персон. Люся-секретарша суетилась тут же.
Худовский смерил ее оценивающим взглядом и уселся за стол.
— Ну, докладывайте, госпожа следователь, что там по этому политическому покушению?
Клавдия, выигравшая только что первый раунд, не торопилась сдавать свои позиции.
Она тоже села к столу. Достала из сумки бланк протокола и спросила у Худовского:
— Фамилия, имя, отчество?
— Худовский Иосиф… — послушно начал тот, но осекся. — Что?! Что здесь происходит, господин прокурор? — обернулся он к Малютову.
— Так все по закону, — не дал ответить Малютову Чапай. — Следователь Дежкина должна заполнить протокол допроса пострадавшего. Клавдия Васильевна, вы посылали гражданину Худовскому повестку?
