— Половой контакт? — отвлекла его Лина.
— А?.. Нет, нет. — Врач покачал головой. — Точно не было. Вообще. Ни орального, ни анального.
— Все? — спросила она.
— Остальное через месяц. — Сивцев улыбнулся и развел руками. — Сама знаешь.
— Да, знаю. — Лина улыбнулась и чмокнула его в лысину — своеобразный ритуал, благодаря которому Сивцев обследовал ее материалы в первую очередь. Если она, конечно, просила. — Ну ладно, спасибо.
— Да, кстати! — Сивцев вдруг хлопнул себя по лбу. — Вспомнил! Я уже один раз такой шов распарывал. И совсем недавно, кстати… Кому же я делал?
— Правда? — Лина посмотрела на него с ужасом в глазах. — Так это что, уже «сериал»?
— Я ж не сыщик. — Он пожал плечами и стал опять листать журнал. — Ага, вот. Кокошина Нина Николаевна. Господи, для Дежкиной делал!.. Проникающее головы и горло. Слушай, все как у этой.
— А крест был? — Лина почувствовала, что ее начинает бить озноб. — Был крест или нет?
— Нет, креста не было. И во рту тоже только зубы. — Сивцев улыбнулся. — Так что, может, еще и не сериал.
— А зашитое влагалище?
— Это не ко мне. — Евгений Павлович перестал улыбаться.
— В любом случае нужно будет послать бумагу.
— Ну вот. — Сивцев вздохнул. — Опять бумага… Я привык с людьми работать.
Хотя шутка и была довольно мрачной, Лина тем не менее слегка улыбнулась…
Вторник. 20.11 — 22.22
— Тетя Куава, что ты деуаешь? — вертелся под ногами Витенька. — Хочешь, я тебе помогу?
— Спасибо, маленький, не стоит. Это я должна сделать сама.
— А что ты деуаешь?
— Да так, собираю кое-какие ненужные вещи.
— Тебе это не нужно? — удивился мальчик, когда Клавдия засунула в чемодан пачку белоснежных, накрахмаленных рубашек.
— Нет, маленький мой, я рубашки не ношу.
— А дядя Федя?
— А дядя Федя носит. Вот я ему и отдам.
Ленка вышла из своей комнаты и сунула в чемодан какую-то коробку.
— Это что? — спросила Клавдия.
— Это его подарки паршивые, — сказала дочь. — Не нужно мне.
— Не надо, Ленусь, это мелко, — сказала Клавдия. — Это стыдно.
— А я и не крупная. И мне не стыдно. Это пусть ему будет стыдно.
— Кончай, Лен, не опускайся ты до него, — выглянул из своей комнаты Макс.
— А я не понимаю, что это вы говорите! — закричала Ленка, размахивая руками. — Он предал нас, значит…
— Витюша, пойди поиграй на компьютере, — попросила Клавдия.
— Не-а, — сказал мальчик.
— Пойди, пойди, — приказала Ленка. — Нечего тебе тут…
— Ой, только погоди, я модем включил, — опередил Витю Макс. — Не трогай ничего.
— А что такое — модем? — спросил мальчик, уходя за Максом в его комнату.
— Лен, доченька моя, — попыталась обнять дочь Клавдия. — Мне тоже тяжело, ты же понимаешь. Но давай не будем…
— Будем, ма, будем! Ты вечно! Тебе на голову садятся, а ты?!
— Кто это мне на голову садится?
— Все! Вон даже Витькина бабка — деньги, вишь, ей давай, чтобы собственного внука воспитывать.
— Ну и что? У нее пенсия маленькая, — не очень уверенно сказала Клавдия.
— Ага! Ты уже и ей собираешься помогать?! — развела руками дочь. — Ну, мать!..
— А классная штука, — вернулся Макс. — Представляете, можно даже переписываться с Австралией.
Ленка и Клавдия уставились на него.
— Это я про модем. Вот газеты читать можно. Даже американские.
— Тоже газеты будешь читать? — спросила Ленка язвительно.
— А что? Знаешь, как интересно. Кстати, сейчас вот про Гольфмана прочитал. Что он в Америке собирается создать русское шоу. Это же тот, кто Шальнова застрелил, да?
— Да, — сказала Клавдия. Она, естественно, рассказывала сыну обо всех подробностях этого дела. Макс Шальнова когда-то слушал запоем. — Только это, пока суда не было, утверждать нельзя.
— А! Ваши юридические крючки, — махнул рукой Макс. — Надо было давно его арестовать. Ты ж говорила, Чубаристов за ним ездил.
— Ездил, только Гольфмана в Америке нет.
— Как это? Он уже там полгода живет. Вон в газете…
— Отстань ты со своей газетой! — толкнула брата в грудь Ленка. — Такой хитрый, да?! Лучше бы собрал папашкины вещи и тоже отдал, или жалко?
— Погоди, — сказала Клавдия. — Как — полгода?
— Почитай сама, — пожал плечами Макс.
ДЕНЬ ТРИНАДЦАТЫЙ
Среда. 8.15 — 8.25
Чемоданы Клавдия оставила у самого порога. Их набралось три штуки, но еще не все вещи Федора влезли, пришлось и две сумки добавить.
— Лена, Макс, я вас умоляю, — попросила Клавдия, — если придет, просто отдайте, не надо никаких скандалов.
Дети не ответили, и Клавдия поняла, что мольбе ее они не вняли.
— Ой, Клавочка Васильевна! — улыбнулась Лина, когда Дежкина вышла к лифту. — Это уже становится традицией!
— Здравствуй, Диночка. Надеюсь, доброй…
— Вы прямо какой-то ангел-хранитель, как мне плохо — вы тут как тут.
— А что случилось? — насторожилась Клавдия.
— Да все то же, — грустно улыбнулась Лина. — Не могу больше. Вот изо всех сил… А не могу. Я не люблю его, Клавдия Васильевна.
— Прости, — тихо сказала Клавдия.
— Да вы-то при чем? Я же сама захотела… Думала, заверчусь, закручусь, забуду…
— Вот и прости. Я-то должна была тебе объяснить, что нет, не забудешь, а только сильнее и больнее все станет…
Лина вздохнула.
— А у вас как?
— В смысле? — насторожилась Клавдия.
— Ну, дела как?
— Да ничего. Вот мальчика…
— Ой, Господи, Клавочка Васильевна! — хлопнула себя по лбу Лина. — Еще вчера хотела зайти, да как-то завертелась.
— А что?
— Это же вы дело Калошиной ведете, да?
— Кокошиной… А что? — Клавдия почувствовала вдруг, как у нее заколотилось сердце.
— Мы вчера на Воробьевых горах труп нашли — один к одному.
— В смысле? Сестры? — удивилась Клавдия.
— Да нет — тот же почерк. Удар в лоб, перерезано горло, зашито влагалище…
— Что? — Клавдия даже не стала выходить из остановившегося лифта.
— Да, мне Сивцев сказал… И такой же удар левши…
