ДЕНЬ ЧЕТЫРНАДЦАТЫЙ
Четверг. 6.14 — 10.02
Утром Клава проснулась часа на полтора раньше. Быстро выскочила из постели, которая с недавнего времени стала просто бесить своими огромными размерами, и принялась за дела. Нужно побыстрее приготовить завтрак, одеться, привести себя в порядок и бежать. Дел просто по горло. И все ужасно неприятные. Было только одно на сегодняшний день, которое Клава сделает с удовольствием. Другая бы приберегла это дело на самый конец дня, но Клава должна была сделать его первым, как можно раньше. Такие дела нельзя приберегать на потом.
Посуды в раковине была гора — Ленка вчера готовила ужин. Картошку недожарила, а мясо пережарила так, что оно стало похоже на подошву. Ну и конечно, мыть за собой не стала. Потом еще Кокошин старший час канючил, чтобы Клава оставила Витьку хоть на пару дней, клялся забрать завтра…
Как не хотелось отдавать Витеньку. Клавдия долго рассказывала Кокошину про Вьетнам, но поняла, что тонкостей никаких папаша не понял, да еще и Риточка его… Нет, зря отдала, зря.
Быстро нажарив миску сырников, Клава бросилась одеваться. Как раз успеет к завтраку… Накинула плащ и кинулась в Ленкину комнату.
— Вставай, — сказала коротко и сдернула с дочери одеяло.
— Ну ма-ам… — сладко застонала дочь, не открывая глаз, и зашарила рукой по телу. — Холодно.
— Вставай, мне некогда!
Ленка сразу открыла глаза и села. Посмотрела на мать с каким-то даже испугом и спросила:
— Что-то случилось?
— Ничего. — Клава улыбнулась и чмокнула дочь в лоб. — Я просто спешу. Завтрак на столе, буди Макса. Я полетела.
— Что, уже? — Ленка встала и накинула халат. — А когда вернешься?
— Наверно, поздно. — Клава уже повернулась к двери, но остановилась. — Ты молодец, Ленок, очень вкусный ужин приготовила.
— Правда? — Дочь радостно заулыбалась.
— Правда. Только мясо немножко пережарила, но совсем чуть-чуть. Его надо не дольше минуты держать после того, как перевернешь, тогда сочное получится. Ничего, научишься.
— Постараюсь.
— Я там курицу достала размораживаться. Попробуй потушить со сметаной, когда из школы вернешься. Рецепт я тебе написала, на кухонном столе лежит.
— Ой, мам, а я не смогу.
— Сможешь. — Клава погладила ее по голове. — Ты уже взрослая. А то мне трудно все делать… одной. Поможешь?
Ленка опустила голову.
— Конечно, помогу.
Народу на улицах уйма. Шли сплошным серым потоком. Мужчины, женщины, дети. Молодые и старые, богатые и не очень, интеллигенты и простые работяги — все слились в этой толпе. Клава плыла в этом течении, и ей вдруг стало страшно. Лица, лица, лица… Непроницаемые, как маска. Но каждый думает о своем. У каждого свои проблемы, свои мысли, свои дела. У каждого своя жизнь, которая скрывается за этой маской. Ты идешь, сидишь, стоишь рядом с человеком, который может оказаться нормальным добропорядочным служащим какой-нибудь конторы, а может под вечер взять нож, выйти на улицу и… Любой из них может оказаться тем самым сумасшедшим убийцей.
Патищева, как только увидела Клаву, сразу свернула за угол. И Семенов не стал приставать. Только улыбнулся как-то преувеличенно жизнерадостно и кивнул головой. Уже знают. Уже, наверное, все знают И сочувствуют. Такое дело если достанется — пиши пропало.
У кабинета Малютова стояла очередь. Дежкина присела было на стул, но все сразу расступились.
— Идите, Клавдия Васильевна. Мы подождем.
Всегда называли просто Дежкина.
Малютов, когда она вошла, даже встал навстречу.
— Так-так-так… Ну что? Как дела? Ты, главное, не волнуйся, — забормотал скороговоркой, с надеждой заглядывая в глаза. — Есть что-нибудь новенькое? Бригада уже у тебя в кабинете. И обязательно держи в курсе. Слышишь, обязательно! Чуть что — сразу ко мне. Машина за тобой прикреплена постоянно, в лаборатории, в архиве все запросы вне очереди, в срочном порядке. Остальные дела побоку. Даже Худовского.
Ну вот. Началось.
— Хорошо. — Дежкина кивнула.
— Еще что-то?
— Да. — Клава протянула ему листок бумаги. — Подпишите.
Малютов взял и стал читать.
— Ох, опять ты! Да рано! Пусть пока посидит. Дня три-четыре у тебя еще есть. Неизвестно, как оно обернется… Он же почти сознался, да?
Клавдия вспомнила методы, которые перечислял Чубаристов.
— Нет. Ни в чем не сознался, — сказала она. — Он не виноват — ежу понятно. Пусть домой идет.
— Ну смотри сама. — Малютов пожал плечами и черкнул на бумажке.
— Спасибо. — Клава взяла листок и направилась к выходу.
— Клавдия… — вдруг тихо сказал прокурор.
— А? — обернулась она.
— Может, толканем в генералку, а? — так же тихо сказал Малютов. — Баба с воза…
Он протягивал ей соломинку. И Клавдии уже хотелось за нее уцепиться. Когда все вокруг говорят — ты пьяный, пойди и проспись. Что это она, действительно, в народную героиню играет? Не такие зубры ломались на «сериалах». Чего ей нужно? Славы? Так ее, скорее всего не будет. Трудностей? Она их имеет на полную катушку. Сознания собственной значимости? Клавдия не горда.
— Нет, Игорь Иванович, не отдадим, — сказала Клавдия.
Ей не нужно было ни славы, ни трудностей, ни значимости, ей нужно было сейчас так загрузить себя работой, чтобы разреветься было некогда.
— Ну, смотри, — вздохнул Малютов. — Только держи в курсе, слышишь? Обязательно держи в курсе!
Четверг. 12.14 — 13.23
Когда он вышел, Клава ждала его на улице.
— Доброе утро, Сергей Владимирович. Вас подвезти?
— Не надо, — буркнул он и остановился, переваливаясь с пятки на носок и как-то затравленно озиралась. — Что, уже поймали?
Клава отрицательно покачала головой.
— А чего ж тогда?.. — Смирнов осекся. — Как там Витька? Он у вас?
— У отца, — тихо ответила Клава. — Вы нас простите, Сергей Владимирович…
— Нет, все правильно. И даже мало мне… — Вдруг наклонился к самому лицу Клавдии Смирнов. — Потому что я, Клавдия Васильевна, действительно хотел… — Он дернул головой, словно отгоняя свои подлые мысли. — Я — гад, Клавдия Васильевна. Вы даже не знаете, какой я гад… Я действительно соседу говорил про квартиру. Потому что грязной мыслишкой баловался, как я Нину убью, как спрячу труп, а потом… Вы все правильно поняли. И даже закопал ее потому, что сразу понял — это кто-то мои подлые идеи в жизнь воплотил, как говорили раньше Вот я какой гад, Клавдия Васильевна. Да чего уж там! Никогда теперь не отмоюсь. — Он махнул рукой и поглядел на небо, смешно сощурившись. — Ты смотри, уже ведь весна совсем.
