— Ма, ты че, ма?.. — не на шутку испугалась Ленка.
— Убирайтесь!!! — загремела Клавдия.
— Погоди, Клав, — робко вступил Федор, — они же…
— Уходи, Федор, уходи быстрее, — процедила Клавдия. — Вон твои вещи у порога — забирай. И чтоб ноги твоей… А вы, — она обернулась к детям, — вы меня сейчас просто убили…
До самой ночи она рыдала, запершись в спальне. Рыдала тяжело и безысходно. Слезы не приносили успокоения, а словно только добавляли горечи и отчаяния.
Макс и Ленка скреблись и стучали в дверь, умоляли мать простить их, плакали оба в голос, она не открывала.
Ей впервые пришла в голову страшная мысль — жизнь прожита зря…
Но и еще одна — почти утешительная, — что этот тяжелый день наконец кончился…
ДЕНЬ ДЕВЯТНАДЦАТЫЙ
Вторник. 8.57 — 10.14
Клавдию даже пошатывало.
Утром, когда мылась в душе, закрыла глаза, чтобы не видеть свое лицо, явно страшное, как смертный грех.
Этой ночью тоже поспать не удалось. Так только, на минуту впала в какое-то странное забытье, и все…
Уже после трех началось долгое и мучительное примирение. Клавдия жестоко говорила, что оставит детей одних. Они громко плакали и просили прощения. Клавдия не прощала. Нет, она не специально их мучила. Она просто действительно не могла поверить, что это голоса своих детей, своих милых и добрых чад, она слышала из кухни. И на кого они истратили свой низкий гнев? На отца! Да неужели же она воспитала их такими неблагодарными и такими жестокими максималистами?
Словом, плакали дети, плакала она, спорили, даже ругались немного, мирились и снова плакали и снова спорили.
Оказывается, им было просто обидно и они так хотели показать Федору свою обиду.
Уже под утро, уходя в свою комнату, обцеловав мать с исступленной дочерней нежностью, Ленка сказала, что звонил Витя.
— Что сказал?
— Тебя спрашивал, — пожала плечами Ленка…
— А вот и госпожа следовательница!
Блаженная улыбка слетела с лица Клавдии, потому что на пороге прокуратуры стоял, сложив руки на груди, депутат Госдумы Иосиф Владимирович Худовский.
— Здравствуйте, — сказала Клавдия. — Вы ко мне?
— Да, мы к вам, — многозначительно сказал депутат.
Из-за его спины выглянула вдруг та самая женщина, сценаристка, Низовцева.
— Простите, у меня не так много времени, — Клавдия поднялась на крыльцо. — Вы позволите пройти?
— То есть вы нас принять не хотите?
— Ну нет, раз уж вы пришли…
Бригада в полном составе поднялась навстречу Клавдии, но, увидев за ней Худовского, медленно потянулась к выходу.
— А где Игорь? — успела Клавдия спросить у Берковича.
— Пока не появлялся. Это надолго? — прошептал прокурор-криминалист.
— О-о-о! — простонала Клавдия, закатив к небу глаза.
Когда кабинет опустел, а Худовский и Низовцева сели напротив Клавдии, она мило спросила:
— И чем же я обязана такой чести?
— Слушайте, только не надо тут!.. — сморщился Худовский. — Вы прекрасно знаете, зачем мы пришли. Что у вас там с моим делом?
— Думаю завершить его дня через три, — сказала Клавдия.
— Что, вы еще до сих пор мучаете это простейшее дело? Я, как юрист…
— Вы, как юрист, — мягко перебила Клавдия, — должны знать, что мне положено исследовать все обстоятельства дела.
— Да не было там, слушайте, никаких обстоятельств! — замахал руками депутат. — Эти террористы напали на меня, чтобы я не выставлял свою кандидатуру…
— То есть вы настаиваете на политических мотивах, — резюмировала Клавдия.
— Настаиваю? Вы что, совсем, да? А что это может быть еще?! Какие-то обстоятельства она ищет! Нет никаких обстоятельств, повторяю вам!
— Возможно, и дела нет? — еле слышно спросила Клавдия.
Худовский медленно поднялся со стула.
— Ты что, следовательница, сбрендила? Ты понимаешь, что ты говоришь? Избили депутата Госдумы, а она мне предлагает закрыть глаза на это безобразие!
— Хорошо, я доведу дело до конца, — опять кивнула Клавдия.
— Слушай, ты, ты что? Ты мне угрожаешь? — сузил глаза Худовский.
— Что-то я вас не пойму, господин депутат, — очаровательно улыбнулась Клавдия. — Предлагаю прекратить дело — недовольны, предлагаю завершить — угрожают. Чего же вы хотите?
— Ладно, я все понял. Ты под меня копаешь? Да?
— С чего вы взяли? Я пытаюсь выполнить свою работу. И будьте уверены, я ее выполню хорошо.
Худовский забегал по кабинету. Слов у него не было.
— Простите, — вступила в разговор Низовцева. — Что, эти хулиганы все отрицают?
— Эти… «террористы», — подчеркнула Клавдия, — наоборот, все признают.
— Так что ж тогда? Вам все было рассказано.
— Да-да… Вы правы, но есть одна деталь… Ну как бы вам растолковать? Вот если я, к примеру, скажу, что Эм Си Хаммер вовсе не певец, а Ди Колман как раз наоборот — чистый соловей, вы станете со мной спорить?
— А я и не знаю, кто это такие, — презрительно сморщилась Низовцева.
— Так вот, представьте, эти ваши рокеры даже не знают, кто такой Ельцин. Поэтому политические мотивы как-то…
— А вы не допускаете простой мысли, — тут же нашлась Низовцева, — что их подкупили?
— Допускаю. Только вот кто? — И Дежкина пристально посмотрела на Худовского.
— Так! — задвигался тот весь, словно на шарнирах. — Мне все ясно. Я сейчас пойду к Малютову! Ты играешь на руку коммунистам! Ты против демократии.
— Это ваше право, — развела руками Дежкина. — С удовольствием отдам это дело другому следователю.
— И отдашь, как миленькая отдашь!..
— Клавдия Васильевна! — влетел в этот не самый удачный момент в кабинет Игорь Порогин.
— Здравствуй, Игорек. Минуточку, — попросила Клавдия. — У вас все? — обернулась она к Худовскому.
— У меня все. Пока все! Но ты еще про меня услышишь! Ты еще будешь плакать кровавыми слезами!
Игорь тут же сделал стойку. Этот человек явно обижал Клавдию Васильевну.
— Простите, — сказал он. — Вы не назовете свою фамилию?
— А ты меня не знаешь? — оскалился депутат. — Пожалуйста! Худовский Иосиф Владимирович. Депутат Государственной Думы, лидер НДПР!
— Спасибо. Должен вас предупредить, что наш разговор совершенно случайно оказался записанным на диктофон. Я могу квалифицировать ваши слова как угрозу следователю правоохранительных органов в момент исполнения последней своих служебных обязанностей.
