Кленов не ответил. Взял со стола третий силуэт и протянул ей. Фигурка была со знаком вопроса…
ДЕНЬ ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТЫЙ
Воскресенье. 8.24 — 16.40
«Нет, этот Кленов меня извел. Ну невозможно жить, когда не на что опереться. Можно четко и однозначно сказать: да или нет?»
С этой мыслью Клавдия засыпала после неутомимых ласк Федора, с этой мыслью проснулась, потому что в спальню заглянул Витька.
— Тетя Куава, вставай, вставай, кровати заправляй!
— Иди сюда, мой маленький, — позвала Клавдия. — Ложись рядом, поговорим.
— Нельзя, — вдруг смутился мальчик.
— Почему?
Он опустил глаза и густо покраснел:
— Потому что ты женщина, а я мужчина. А у тебя вон муж спит.
Клавдия хохотала так, что Федор спросонья вскочил на ноги и испуганно огляделся.
— Вон видишь, какой он зуой, — исподлобья уставился на Федора Витька.
— Я — злой? — ничего еще не понимал Федор. — Я — добрый…
— Ага, добуый… Если ты такой добуенький, отдай мне тетю Куаву…
— Еще чего! — наконец понял суть разговора Федор. — У тебя Ленка есть.
— Да, — самодовольно ухмыльнулся мальчик. — Ленка — моя.
Когда завтракали, весело болтая о всяких разностях, Клавдия мельком взглянула на настенный календарь, и хорошее настроение ее слетело вмиг.
Завтра был еще один восьмой день.
«С самого утра додавлю этого Карева, чтоб никаких сомнений, — подумала она с какой-то неимоверной решимостью. — Просто душу из него вон!»
От этой мысли стало легче, и она про работу не вспоминала весь выходной.
Погода на улице была просто-таки летняя.
Федор предложил всем поехать кататься. Поначалу это было принято единогласно, но потом Макс куда-то позвонил и вдруг стал неумело отказываться.
— Маша? — тихонько спросила Клавдия.
Макс кивнул.
— Святое, — улыбнулась Клавдия. Девушка ей понравилась.
Потом Ленка тоже договорилась с подружками идти на какую-то школьную тусовку. Ее Клавдия отпустила уже не так охотно. В конце концов — поехали втроем.
За городом Федор дал Витьке подержаться за руль, и тот, вдруг проявив в лице какую-то мужскую жесткость, вцепился в баранку и поедал глазами дорогу.
Остановились под Москвой, возле огромного развала с чайниками. Почему их продавали в таком количестве именно здесь, на тридцатом километре, Клавдия так и не поняла.
Они перебрали, наверное, с пару десятков чайников, потому что те были дешевы и цветасты. Решили купить.
— А что это вы здесь торгуете? — поинтересовался Федор.
— Ага, в Москву попробуй сунься, — махнула рукой пышнотелая продавщица. — Там эти бандюги таким налогом обложат, что дешевле даром отдавать. И милиция с ними заодно.
Услышав про милицию, Клавдия было хотела вступить в спор, но Федор поспешно попытался перевести разговор на другую тему:
— А откуда чайники?
— Слышали, какой-то маньяк там ходит, всех женщин убивает? — не унималась продавщица. — Ага. Прямо жуть. Не. Здесь, в лесу, спокойнее.
Клавдия таки не сдержалась и стала с толстухой спорить. Кончилось это чуть ли не скандалом. Домой ехали в полном молчании.
— Да мы лучше импортный купим, — сказал Федор, чтобы нарушить молчание. — Знаешь, такой электрический…
«Нет, до завтра ждать невозможно, — подумала Клавдия. — Завтра будет поздно…»
— Федь, ты можешь ехать побыстрее?
Воскресенье. 18.12 — 19.51
— …Нет, твердой уверенности нет, — уже наверное в двадцатый раз говорила Дежкина.
— Так-так-так… — Малютов уже в двадцатый раз размышлял и потом спрашивал: — Так чего ты хочешь?
— Я хочу, — уже в двадцать первый раз начинала терпеливо объяснять Клавдия, — чтобы мы завтра провели широкомасштабную операцию. Необходимо вывести на улицы несколько женщин-оперативниц в шубах.
— Так тепло уже, — нашел новый аргумент Малютов.
— Это не важно, для маньяка шуба — какой-то знак.
— Так-так-так…
— Ну вот, у нас будет хоть маленькая надежда, что он клюнет на подставку.
— Погоди, ты же мне про Карева докладывала, что там все тютелька в тютельку.
— Нет, я так не докладывала.
— Но он же сам признался.
— Игорь Иванович, вы же знаете, что признание не есть автоматически доказательство вины.
— А ты уверена, что это не он?
— Нет, твердой уверенности нет.
— Так-так-так…
«Если он сейчас опять спросит, чего я хочу, — подумала Клавдия отчаянно, — я пошлю его матерным словом».
— Давай так, завтра додавишь Карева, а там посмотрим, — не оправдал Клавдиных ожиданий Малютов.
— А если не додавлю?
— Вот тогда будем думать…
— Игорь И-ва-но-вич! Завтра восьмой день. Маньяк выйдет на улицы.
— Карев?
— А если не Карев?
Дозвониться до Малютова оказалось так же трудно, как, наверное, до Президента. Тот был на даче, телефона туда не было. Клавдия около часа накручивала диск, но никто помочь не мог, пока не додумалась позвонить Виктору.
Тот сказал, чтобы она была возле телефона, а через минуту ей позвонили самой. И вот уже часа полтора длится этот бессмысленный разговор.
— Как трудно с женщинами, — пожаловался Малютов. — Никогда ничего у них не разберешь…
— Так как, Игорь Иванович? — почувствовала слабинку Клавдия.
— Ну как… Действуй, чтоб тебе пусто было, Дежкина. Отдохнуть не дает!..
— Тетя Куава, тот дядька пъохой?
— Нет, Витюша, — устало улыбнулась Клавдия. — Он… как бы это помягче сказать? Нудила… А вот плохого мы обязательно поймаем.
ДЕНЬ ДВАДЦАТЬ ПЯТЫЙ
Понедельник. 16.22 — 17.01
Они сидели рядышком, весело смеялись, рассказывали друг дружке что-то, перекрикивая друг друга и размахивая руками. Клава сидела напротив и смотрела в окно, на проносящиеся мимо улицы. Ей было не смешно. Это им смешно, они еще не знают. А она знает. Она бы, будь сейчас на их месте, не смеялась. А они сидят в автобусе и весело хихикают, шесть сероглазых блондинок в шубах. Все примерно одного роста, все примерно одного возраста. Подсадные утки. Приманки, на которые он должен клюнуть. Потому что сегодня восьмой день, а значит, еще какая-нибудь жертва должна пойти под нож. Страшно.
