Клавдия смотрела на телефон. Телефон молчал. Молчал принципиально, молчал, сволочь такая, как глухонемой, как камень, падла пернатая.
— Дежкина… — снова всунулась крашеная мордочка Люси.
Тут уж Клавдия не сдержалась.
— Люся! — орала она. — Можешь ты понять своими куриными мозгами, что я занята! За-ня-та!!! Уйди отсюда!!! Лучше сама уйди!!!
— Я, конечно, уйду, но тебя Малютов ждет. Так что уж позволь мне выполнить свои профессиональные обязанности, — скривилась Люся.
— А-а-а, — зарычала Клавдия, — чтоб ему!
Люся не успела отскочить, поэтому Клавдия чуть не сшибла ее с ног.
— Да, Игорь Иванович, слушаю вас, — влетела она в кабинет прокурора.
— Так-так-так, — не сразу нашелся он от такого напора. — Во-первых, здравствуй, Дежкина. Во-вторых, я чего тебя позвал… Бригаду твою будем расформировывать.
— Какую бригаду? — не поняла Клавдия.
— Ну, у тебя были помощники, когда вы искали убийцу. Теперь он найден, зачем тебе люди? Для компании?
— А с чего вы взяли, что он найден?
— Так-так-так… — снова не сразу нашелся Малютов. — А этот Карев, он кто? Он мелкий хулиган?
— Я пока не знаю.
— Ну вот и занимайся, зачем тебе люди?
— А если это не он?
— Так, Дежкина, слушай, — начал выходить из терпения Малютов, — хватит мне мозги помидорить. Это Карев или не Карев?
— Игорь Иванович, — чуть не завыла Дежкина. — Вот как раз сейчас это и решается…
— Что ты имеешь в виду?
— То, что сегодня восьмой день. Его день, понимаете! Если сегодня трупов не будет — значит, Карев, будет…
— Ясно, — вдруг согласился Малютов. — Согласен. Будем ждать. — Он поглядел на часы. — Так, до которого часа?
— Игорь Иванович, я не знаю, вдруг уже звонили.
— Сейчас проверим… — Он включил селектор. — Люсенька, будь добра, ласточка, соедини меня с дежурным… Алло, Люся. Ты где там?
— Уже половина восьмого, Игорь Иванович, ушла Люся, — устало сказала Клавдия.
— И никуда я не ушла, — вдруг ответил селектор. — Не только вы, госпожа следователь, делами занимаетесь. Соединяю, Игорь Иванович.
— Дежурный по городу майор…
— Алло, майор, это Малютов из городской. Что там у тебя на этот час?
— Это про маньяка, что ли?
— Ну да! Да!
— Ничего.
— Вообще ничего? Даже похожего?
— Нет, вообще ничего. Две автоаварии.
— Странно, — сказал Малютов, кладя трубку.
— Надо ждать, Игорь Иванович. Хотя бы недельку подождать.
— Нет, Дежкина, ждать не будем.
— Ну хотя бы денек!
— Нет.
— Ну хоть до полуночи! — взмолилась Клавдия.
— Так-так-так… — задумался Малютов. — Ладно, до двадцати четырех ноль-ноль. Все, свободна.
Клавдия вернулась в пустой кабинет.
«Если маньяк на свободе, то это уже случилось, — подумала она устало. — Теперь только ждать, что найдут труп. А если не найдут? Тогда ясно — убийца Карев. Все намного сложнее, чем раскладывает Кленов. И этими своими фокусами он меня не убедил. Ну ладно, бросился, потому что покрасоваться хотелось. Но теперь-то чего уж? Теперь его каждая собака будет знать — придурок! А он не отказывается. Ну не может человек на себя это брать. Не может. Тут только должна быть какая-то неотвратимая причина».
Клавдия включила чайник и достала из пакета последний пирожок. Но ни пить, ни есть не хотелось. Она зачарованно смотрела на закипающий чайник и ждала звонка.
Все равно звонок прозвенел неожиданно.
У Клавдии задрожала рука, когда она тянулась к аппарату.
«Вот сейчас все и решится, — мелькнуло в голове. — Сейчас все станет на свои места».
— Алло…
— Дежкина? Ну, поднимайся…
— Игорь Иванович, а что произошло? — разочарованно протянула Клавдия.
— В том-то и дело, что ничего не произошло.
— Но мы же договорились до двенадцати…
— А сейчас, по-твоему, сколько?
Клавдия взглянула на часы. Было половина второго ночи.
Убийца так и не появился.
— Ну что, теперь поняла, кто убийца? — спросил Малютов.
— Поняла, — ответила Клавдия. — Это не Карев.
ДЕНЬ ДВАДЦАТЬ ВОСЬМОЙ
Четверг. 9.03 — 14.50
Все это враки, что, когда у тебя забирают дело и передают другому, ты чувствуешь огромную утрату, что срастаешься с этим делом, холишь и лелеешь его, как собственного ребенка, что чувствуешь себя опустошенным, когда этот ребенок перешел в чужие руки.
Ерунда. С глаз долой, из сердца вон. Баба с воза — кобыле легче. Помер Юхим, да и хрен с ним. Положили его в гроб, ну и мать его… В столе еще штук пять лежит — и все требуют точно такого же внимания. А завтра, если не сегодня, еще парочку подкинут. И так до самой пенсии. Так что никакой жалости, никаких литературных душевных мук. Просто… Просто неприятно немножко, и все. Завтра забудется, поблекнет перед новыми, не менее сложными и одновременно страшными. Жаль, конечно, что Кленов теперь заходить не будет. Но появится кто-нибудь другой. Свято место пусто не бывает.
Поэтому Клавдии было абсолютно безразлично, что Семенов ходит по прокуратуре гоголем, снисходительно кивая ей при встрече. Она-то понимала, что у себя в кабинете, оставшись один, он ногти грызет от страха и бессилия. Так пусть уж хоть здесь потешит свое самолюбие.
Игорек стал все реже забегать. Теперь небось уже и не рад, что ведет дела самостоятельно. Она, по крайней мере, волком готова была выть через полгодика после того, как вышла в «свободное плавание». Ну ничего. Надо же когда-то самому начинать. Порогин — парень толковый, хоть и еще пацан пацаном.
Только одно тревожило Дежкину. Не сильно, конечно, тревожило, не первостепенно, а так, подспудно, подсознательно. Но тревожило изо дня в день, как больной зуб, про который и можно забыть на время, но он от этого здоровым не станет и рано или поздно все равно о себе напомнит.
А тревожило то, что дело это так и не будет завершено. Карева расстреляют или в психушку запрут до конца дней, а годиков через пять всплывет этот маньяк где-нибудь в провинции. И все с начала. И убьет еще несколько человек. И будет еще кто-то ощущать, как волосы шевелятся на голове, когда узнаешь все, что этот человек натворил. Но это уже будет не ее дело. Как сказал когда-то Понтий Пилат, «Я умываю руки». Раз так захотели, пусть имеют.
— Дежкина, ты уже за два месяца не заплатила! — закричала Патищева с другого конца коридора и рысью бросилась к Клавдии. — Давай раскошеливайся.
