Возвращаюсь на свой собственный диван, где Адам тут же утыкается мне под мышку, все еще не оправившись до конца от пережитого страха, когда у него никак не получалось меня добудиться. Тупо смотрю на мельтешение цветных кадров на экране, в то время как он мало-помалу увлекается происходящим в телевизоре. Каким образом вообще возможно то, что я проделала?
Лишь намного позже, уже ночью, когда я в одиночестве лежу в моей кровати, меня пронзает ужасная мысль. Кровь леденеет у меня в жилах.
Адам, который не может меня разбудить. Трясущий мои холодные руки. Совершенно уверенный, что со мной что-то не так. Я, подскакивающая в постели и хватающая ртом воздух. Отнюдь не естественное пробуждение.
Все в точности так, как было, когда я пыталась разбудить Адель.
Она соврала мне про вторую дверь.
48
Адель
Путь истинной любви действительно тернист. Я знаю это, как никто другой. И тем не менее я верю в нее, искренне верю, даже после всего, что произошло. Порой истинной любви нужно всего лишь немножко помочь. Уж что-что, а это у меня всегда получалось отлично.
49
Луиза
В девять тридцать утра понедельника, забросив Адама в группу пребывания, я жду поезда в Блэкхит. Я должна бы валиться с ног – с субботы я практически не спала, – но мой мозг кипит от вопросов и сомнений. Если Адель соврала про вторую дверь, это все меняет. О чем еще она соврала?
Усаживаюсь возле окна, одеревеневшая от напряжения, и немедленно принимаюсь теребить заусенцы. Два вопроса пламенеют в моем мозгу. Если у Адели есть вторая дверь и она может выходить из своего тела, куда она летает и много ли знает? Получилось что-то вроде стишка, и он безостановочно крутится у меня в голове в такт колесам поезда, несущего меня через Лондонский мост.
Разумеется, самый главный вопрос – это что она знает про нас с Дэвидом. Знает ли она вообще про нас с Дэвидом. Если знает, что ж, тогда… При мысли об этом мне становится тошно. Не укладывается в голове, что все, с такой готовностью принятое мной на веру, может быть неправдой. Господи, какой же дурой я была. Что я наделала. Письмо. Все подробности, которые я изложила в нем про Роба, Дэвида и Адель, – все улики, указывающие на него. Господи, оно может привести к настоящей катастрофе. Я вспоминаю наши с Софи посиделки у меня на балконе. Что она тогда сказала? «Хрупкая? Или ненормальная? Может, у нее в самом деле не все дома». Господи, господи, господи.
Вместо того чтобы составить список всех кафе в Блэкхите, у большей части которых все равно нет сайтов, я нашла в Интернете все тамошние психиатрические клиники. Таковых оказалось всего три, что стало крохотной волной облегчения посреди цунами моей паники. Впрочем, будь их хоть пятьдесят, я исполнена решимости отыскать Марианну и поговорить с ней. Мне необходимо знать, что произошло между ней и Дэвидом и между ней и Аделью. Дэвид в своем досье упомянул об этом слишком обтекаемо. «Марианна не будет выдвигать обвинений». Обвинений против кого? Против него или против нее? И в чем?
С огромным трудом удерживаюсь от того, чтобы не купить на вокзале пачку «Мальборо лайтс». Не хватало только, чтобы из-за них я снова начала курить. Нет уж, не дождутся. «Из-за них». Я сейчас не верю ни одному из них. Весь этот немыслимый клубок вокруг меня сейчас больше похож на колючую проволоку. Может, я зря паникую. Может, Дэвид действительно исполняет в этой истории роль отрицательного героя, как утверждает Адель. Возможно, у Адели в самом деле нет второй двери, а если и есть, возможно, она все равно ничего не знает. Возможно, как и я, она не может перемещаться на слишком большие расстояния. Не исключено, что она все-таки говорит правду.
Впрочем, я сама в это слабо верю. Я помню ее холодную руку и то, как она хватала ртом воздух, когда очнулась в кресле в кабинете Дэвида. Если она не может переноситься на большие расстояния, зачем ей вообще вторая дверь? Не представляю, чтобы я часами подсматривала за Лорой, не имея возможности оказаться дальше дорожки, идущей вдоль нашего дома. Это было бы странно. И это было бы глупо, учитывая, что первая дверь сама по себе позволяет видеть во сне все, что душе угодно.
В тот день, когда я обнаружила ее в кабинете Дэвида, она пользовалась второй дверью. Я совершенно в этом уверена. Но где она побывала? И за чем наблюдала? И зачем ей понадобилось говорить мне неправду? Притопываю ногой по полу всю дорогу до самого Блэкхита, и едва поезд останавливается, как я выскакиваю из вагона, будто пытаюсь сбежать от себя самой.
Торопливо иду по улицам многолюдного пригорода, неловко лавируя между детскими колясками и спешащими прохожими. Время от времени мне приходится извиняться, но шага я не замедляю. Вокруг уйма кафе и ресторанов, но я сосредотачиваюсь на тех, которые расположены ближе всего к клиникам. Если бы у меня была возможность зайти на рабочий сервер, тогда, возможно, я могла бы узнать, в какой из этих клиник работал Дэвид, но он перекрыл мне эту лазейку. А если я от кого-то об этом и слышала, то забыла.
В одном заведении заказываю сэндвич с беконом, которого совершенно не хочу, и, узнав, что Марианна там не работает, выхожу и отправляю его в урну перед входом. В двух последующих трачусь на кофе, но Марианны не оказывается ни там ни там. Мне хочется зарыдать от досады, хотя не прошло еще даже и часа. Мое терпение уже лопнуло.
В конце концов я все-таки его нахожу. Маленькое и простоватое, но при этом скорее милое, чем пошлое, заведение, где подают кофе и чай, в тихом, вымощенном булыжником закоулке, в которое практически невозможно попасть случайно, если не знать, что оно там находится. Я понимаю, почему Дэвид ходил сюда. Оно выглядит уютно. Располагающе. Я понимаю, что это то самое место, еще даже не переступив порог. Я чувствую это. Как при первом же взгляде на крепко сбитую женщину за стойкой понимаю, что в ответ на вопрос «Вы Марианна?» услышу «да».
Так все и происходит. Она постарше меня, лет около сорока, у нее загорелая обветренная кожа человека, который раза три-четыре за год отдыхает в теплых странах, часами жарясь на солнце у бассейна. Она привлекательна, хоть красавицей ее никак не назовешь, и на руке у нее нет обручального кольца. Но глаза у нее добрые. Я сразу же это отмечаю.
– Мне очень нужно с вами поговорить, – говорю я, чувствуя, как мое лицо начинает пылать. – Про Дэвида и Адель Мартин. Полагаю, вы их знали?
В кафе немноголюдно, лишь солидно одетая пожилая пара наслаждается традиционным английским завтраком за чтением газет в одном углу и какой-то бизнесмен работает на ноутбуке, прихлебывая кофе, в другом. Не отговоришься наплывом клиентов.
Она застывает.
– Мне нечего о них рассказать.
Ее глаза больше не кажутся добрыми. Теперь я вижу в них обиду, готовность обороняться и гнев на человека, который пробудил в ней воспоминания о чем-то, что она предпочла бы забыть.
– Пожалуйста, – прошу я. – Я не поехала бы к вам в такую даль, если бы это не было важно.
