— А что конкретно?
Женя пыталась вспомнить что-нибудь попроще. Потом плюнула и
сказала:
— Азимова.
— Гм, — сказал Мартынов. Он был уверен, что она
назовет Шекли или Стругацких.
«Вероятно, Азимова он не осилил, — решила Женя, глядя
на задумчивую физиономию Мартынова. — Но до чего ж хорош! Какого фига он
пошел в водопроводчики? Ему надо было бы на сцену». Вопрос: «А вы не мечтали
стать актером?» — так и вертелся у нее на языке. Но она решила, что задать его
— значит, чертовски польстить новому знакомому. А она совершенно не желала
проявлять свою симпатию. «Конечно, он мне симпатичен, — попыталась
мысленно оправдаться Женя. — Да и кому бы он не понравился?»
Мартынов между тем чувствовал себя довольно странно. Он
привык к тому, что девицы бросают на него томные взоры и придумывают всякие
сногсшибательные штучки с целью его обольстить. От этой, конечно, нечего ждать
восхищения. Что, собственно, ужасно непривычно само по себе.
Мартынов впервые испытал это новое чувство. Вечер с
женщиной, которая на него не посягает. Потрясающе!
— А не хотите ли во что-нибудь сыграть? — спросил
он, весь исходя вежливостью. — Шашки? Шахматы? Бизнес? Эрудит?
— Может быть, в морской бой? — предложила Женя,
памятуя, что в этой игре важны не мозги, а удача.
— Отлично!
«Интересно, если бы она родилась мальчиком, то пошла бы в
военное училище?» — подумал Мартынов, отправляясь за бумагой и карандашами Он и
сам не мог понять, с чего это его распирает желание знать всю подноготную Жени
Ярославской, которая вовсе не интересуется мужчинами и сама выглядит словно
мальчишка лет пятнадцати.
Как назло Женя попадала в корабли Мартынова с лету. Она
понимала, что задевает его мужское самолюбие, и била в самые не правдоподобные
места. Мартынов ставил крестик за крестиком на своем поле и улыбался все
шире. — А вы мастер! — похвалил он, когда третий тур завершился его
полным разгромом. — Спать не хотите? Женя посмотрела на него с откровенным
сожалением и ответила:
— Хочу. Кто первый пойдет в душ?
— Уступаю вам эту честь.
— Правда, у меня нет халата, — с некоторым
сомнением сказала она. — И полотенца тоже.
— Думаю, у Веньки найдется и то, и другое. Поискать?
Или вы сами?
— Поищите вы.
Вечер закончился тем, что вымытая Женя лежала на софе
Лаптева и сквозь неплотно сомкнутые ресницы жадно наблюдала за тем, как
полуголый Мартынов, обернув бедра полотенцем, на цыпочках пробирается в
маленькую комнату. Он выглядел как герой-любовник и так взволновал Женино
сердце, что она не выдержала и заплакала. Благо подушка была огромных размеров,
и ее рыдания потонули в ней совершенно бесследно.
* * *
В доме Ярославских Женю хватились после ужина. Георгий
Николаевич, в одиночестве съевший порцию курицы с жареной картошкой и овощным
салатом, во время трапезы чувствовал определенный дискомфорт. Наконец, отложив
салфетку, он поглядел на Ирму Гавриловну и с некоторой долей обиды спросил:
— А где моя племянница?
— Она еще не возвращалась, — ответила та, не
поднимая глаз.
— Откуда?
— Думаю, она ушла на свидание.
— Думаете или знаете?
— Я почти уверена.
Ирма Гавриловна сначала сцепила руки внизу замочком, потом
передумала и убрала их за спину. Но долго так не простояла и сложила их на
груди.
— Она сказала, — задохнувшись, сообщила
экономка, — что тот тип с золотой цепью на шее по ней соскучился. Он ей
звонил. Прямо сюда, — добавила она трагическим тоном.
— Куда? — не понял дядя.
— Ну, прямо в ваш дом.
— В мой дом? Но это и Женин дом тоже, —
раздраженно заметил Георгий Николаевич. — Раз у моей племянницы появился
молодой человек, он, естественно, будет звонить туда, где она живет, не так ли?
Если бы Женя сейчас слышала его, то растаяла бы от счастья.
:
— Я думаю, это неподходящая пара для вашей
племянницы, — попыталась защититься Ирма Гавриловна.
— А что вы о нем знаете? — полюбопытствовал
Ярославский.
— О нем и не надо ничего знать! Достаточно его увидеть!
— Надеюсь, она вернется домой в приемлемое
время, — пробормотал тот, будто бы ничего не слышал.
Когда перевалило за полночь, Ярославский обеспокоился
всерьез и решил провести осмотр Жениной комнаты. Тут-то и были обнаружены
початая бутылка и бокал с остатками ликера на дне.
— Она стащила ваш ликер! — вознегодовала Ирма
Гавриловна, которая не могла упустить случая, чтобы хоть как-нибудь не унизить
Женю перед дядей.
— Это любовные неприятности! — уверенно сказал
Ярославский. — Серьезные молодые девицы напиваются только в одном случае:
когда думают, что у них разбито сердце.
Он подошел к платяному шкафу и, распахнув уверенной рукой
дверцы, удивленно воскликнул:
— Да не сбежала ли она из дому? Посмотрите: ее вещей
нет!
Ирма Гавриловна сунула свой нос в шкаф И, дернув плечом,
поспешила его успокоить:
— Да нет, все на месте, не беспокойтесь.
Ярославский примерно полминуты молча глядел на две вешалки,
занятые обтрепанной рубашкой и коричневыми штанами, а также вылинявшей
футболкой. Затем разворошил лежащие на полке два стираных-перестираных свитера
и расползшуюся по шву юбку, по которой помойка рыдала уже лет пять как минимум.
— Вы хотите сказать, — с неподдельным изумлением
спросил он, — что у моей племянницы есть только эта одежда?
— Вы же встречаетесь с ней каждый день, —
осторожно ответила Ирма Гавриловна, которая до сих пор не решила, какая линия
поведения будет в данном случае наиболее выгодной для нее.
— Да, но мне как-то в голову не приходило… Я думал, ей,
по крайней мере, есть из чего выбирать! — Ярославский совершенно
мальчишеским жестом взъерошил волосы и внезапно накинулся на экономку:
— А вы что, не могли мне подсказать? Неужели так трудно
проявить элементарное внимание к молодой девушке? Я не смог заменить мать
родному сыну, но он все-таки родился мальчишкой. А что там в голове у молодых
девиц… Как можно было такое допустить?
Он уселся в холле и уставился на входную дверь, ожидая
появления Жени. Когда часы пробили половину третьего, Георгий Николаевич
схватился за телефон и начал названивать Карпенко. Как назло того не оказалось
в городе, и его мобильный телефон не работал.
В эту ночь Ярославский не ложился спать вообще. Он
расхаживал по дому, пугая Ирму Гавриловну своим мрачным и неприступным видом. В
голову ему лезли самые ужасные мысли. Утром Карпенко нашелся и был срочно
вызван на ковер. Георгий Николаевич, волнуясь и путая слова, рассказал ему о
внезапном исчезновении племянницы.
