Тата повозила по губам сухим языком и глубоко вздохнула:
— Я не помню никаких подробностей. Знаю только, что обе
эти тетки отчаянно флиртуют с мужчинами, несмотря на возраст. Не хотят
признать, что молодость тютю. Да, кстати! Вот что я вспомнила! Та мадам,
которую Дрюня считал простушкой, — Анна, вы говорите? — иногда брала
себе жильцов, чтобы поправить материальное положение. Несколько раз находила
приезжих прямо на вечерних просмотрах. Одно время он думал, что это и есть истинная
цель ее любви к кинематографу. А как-то, — разошлась Тата, — Дрюня
мне рассказал вот какую историю. Будто бы эта Анна раньше жила поблизости, а
потом развелась с мужем и уехала в пригород. А муж ее женился во второй раз на
молоденькой. Так вот. Эта молоденькая однажды попала под машину и здорово
покалечилась. Дрюня сказал, ее кто-то столкнул с тротуара возле светофора прямо
под колеса. Сразу после происшествия Анна прибежала в прокат белая, как молоко,
и примерно час торчала возле полок, выбирая фильмы. Дышала при этом как
астматик.
— Это все?
— Все.
— А как насчет предположений о смерти Кокина?
— В каком смысле? — Тата уже не знала, куда
деваться. Она говорила и говорила, а ее все не отпускали и не отпускали. Что,
если после всех разговоров ее все-таки убьют?
— Вы верите в то, что это было самоубийство?
— А разве нет? — Голос Таты становился все тоньше
и жалобнее.
— Что за «долги чести», о которых он упоминает в своей
записке?
— Даже вообразить себе не могу!
— Закройте глаза! — велел женский голос.
— Зачем это? Здесь и так ни черта не видно! —
возразила Тата, но глаза все-таки закрыла. — И сколько мне так стоять? Не
знаю, что вы задумали, но имейте в виду: меня ждут дома. Уже, наверное,
беспокоятся и выглядывают в окна. Если я прямо сейчас не появлюсь…
— Таточка, почему ты разговариваешь сама с
собой? — внезапно раздался поблизости голос соседа Гоги, который вот уже
год как снимал квартиру на той же лестничной площадке, где проживала Тата.
— Это ты, Гоги? Гоги, держись от меня подальше! —
Тата открыла глаза и стала озираться по сторонам.
— Э? — спросил Гоги, которому отзывчивая соседка в
начале знакомства позволяла скрашивать свои одинокие ночи.
— Хоть ты не негр и даже не араб, внешне все равно
отличаешься от коренных жителей Москвы.
— У меня только нос большой! — хохотнул Гоги.
— Твой нос может привести меня к огромным
неприятностям. У нас тут появился Ку-клукс-клан!
— Он же против негров! — проявил осведомленность
Гоги.
— Это он в Америке против негров. А у нас приобрел свой
национальный колорит. В боярышнике прячутся люди в капюшонах, они ловят
нерусских любовников белых женщин и глумятся над ними.
Гоги мгновенно развернулся и потрусил домой, далеко обежав
заросли боярышника. Тата тоже поплелась к своему подъезду, решив раз и навсегда
порвать с Юхановым. «Скандинавы, только скандинавы! — пообещала она
себе. — Конечно, в городе их не слишком много, но если заняться этим
вопросом вплотную…»
* * *
Без пятнадцати минут восемь Женя вошла в помещение, где
собирались любители посмотреть кино тесной компанией. Между Эльзой и Нетушкиной
сидела прямая как жердь Ирма Гавриловна. Чтобы Эльза не узнала в ней
автомобильную преступницу, она обесцветила волосы и надела большие очки.
Женя прошла мимо, небрежно оглядывая народ. Илья Шумский,
который в ожидании начала фильма лениво накручивал на палец свои космы,
мгновенно оживился. «Интересно, почему страшные и неухоженные мужики считают,
что хорошенькие девушки должны радоваться вниманию с их стороны?» — недоуменно
подумала Женя.
Со вчерашнего дня она уже думала о себе как о хорошенькой
девушке и ночью, перед сном, мысленно благодарила Иру Скобкину за свое чудесное
превращение. Она бы благодарила и дядю, но с него еще не были сняты все
подозрения. Хотя экономка сильно пошатнула ту стройную версию, которая была
изобретена накануне ее допроса.
В самом деле, если это не дядя велел ей наехать на Женю,
так, может быть, не по его указке убили Веню? То есть того человека, которого
приняли за Веню? Впрочем, оставалось еще одно «но». Она ясно слышала, как Карпенко
сказал дяде: «Завтра я ее устраню».
— Какие люди! — восхитился Шумский, подсаживаясь
поближе к Жене. — Неужели не нашлось парня, который пригласил бы вас в
настоящий кинотеатр, леди?
— Отвянь, провинция! — тихо сказала она. Больше
всего Женю интересовала Нетушкина. То, что рассказала о ней Тата Качалина,
заставляло взглянуть на «вдовушку» с особым интересом. Шумский, пожалуй, только
помешает своей болтовней.
— Да будет вам известно, я коренной москвич, — с
обидой сообщил тот. — Дом моих родителей стоял на Мясницкой улице. Я из
Москвы вообще не выезжал, только в пионерский лагерь.
— Хотите сказать, вы ни разу не были в Париже? —
состроила гримаску Женя. — Тогда нам с вами вообще не о чем говорить.
Эльза Унт, чье прошлое было обременено не только братом-убийцей,
но и многочисленными зарубежными гастролями, насмешливо улыбнулась.
— Я здесь не просто так, — достаточно громко
сообщила Женя, разглаживая складки на юбке. — Пришла посмотреть на вашу
гоп-компанию.
— Какую-какую компанию? — раздраженно спросила
Нетушкина, как будто обратились конкретно к ней.
— Гоп, — охотно повторила Женя. — Я знаю, что
Ян Ярославский бесследно исчез после того, как посетил ваш Дурацкий видеоклуб.
Потом убили Кокина, а вы все продолжаете ходить и глазеть на голливудских
актрисок и актеришек!
— Это вы со мной разговариваете? — уточнил
Шумский, блестя глазами.
— А хоть бы и с вами. Мне все равно. Среди вас есть
кто-то, кого я собираюсь вывести на чистую воду.
— Какая нахалка! — возмутилась Нетушкина. Вован
погасил верхний свет и нейтральным тоном сказал:
— Мы начинаем!
— Хороший способ заткнуть мне рот! — воскликнула
Женя. — Кстати, Тата просила передать, чтобы ты катился ко всем чертям.
Юханов недоуменно моргнул и замер с кассетой в Руке.
— Видите, как он испугался? — обрадованно сообщила
Женя, ткнув пальцем в Вована. — Я про каждого из вас, уже знаю кое-что
пикантное.
— Прекратите, вы смущаете наших гостей! — очухался
наконец Юханов.
— Молчу, молчу, — пообещала Женя. — Но не
уйду.
В конце концов, я заплатила денежки из собственного кармана.
Весь сеанс она не сводила глаз с троицы, от которой сидела в
непосредственной близости. Ирма Гавриловна ужасно нервничала, но все-таки время
от времени обменивалась репликами то с Нетушкиной, то с Эльзой Унт. Глядя ей в
затылок, Женя усмехнулась. Да уж, трудно заподозрить в Ирме Гавриловне интерес
к американскому семейному кино, после того как она призналась в пристрастии к
жесткому порно.
