Пасита, отвернувшись, стоял на краю площадки. Не обращая внимания на истерику, сухо бросил:
— Жду к ужину. Не забудь про урок этикета. Да, и избавься, наконец, от этих дурацких кос.
Чтобы я их больше не видел!
Пайшан разжала пальцы с лахиром, вознося хвалу Саршан-хо.
Хорошо, что Защитник ушёл. Ещё чуть-чуть и она нарушила бы приказ Тана. Юная асс-хэпт не выносила насилия.
Кира дралась хорошо, даже очень. Пайшан бы с ней пришлось ой как туго при случае. Но любая схватка с тин Хорвейгом для неё заведомо проигрышная. Это же всё равно как если бы она, Пайшан, вздумала выйти против Райхо!
Девушка не могла забыть, как Хепт-тан забрал её полумёртвую, сломанную, прямо с тренировочного поля, разогнав толпу тех, кто издевался, и тех, кто просто наблюдал за её страданиями. Кланы жестоки. Если ассасин не может защититься сам, это только его проблемы. Первые месяцы Пайшан сидела и тупо пялилась перед собой, желая умереть и механически выполняя простые действия: поесть, умыться, лечь спать…
Асс-хэпт Сафуил, единственный ученик, не мог на это спокойно смотреть и однажды спросил у Райхо, зачем им лишний рот? Хепт-тан ему не ответил. Он попросту подошёл к ней и задал лишь один вопрос: «Ты хочешь отомстить?». И Пайшан неожиданно для себя кивнула, удивлённая до глубины души его поступком.
Междоусобицы в кланах карались смертью. Но она отомстила каждому. Память сохранила имена и лица. Её мастерство, благодаря Райхо, дало превосходство над всеми в честной схватке лицом к лицу. После этого Хепт-тан стал единственным мужчиной, кому она доверяла и была готова умереть по приказу.
Девчонка ещё некоторое время после ухода Защитника сидела и тихо плакала. Пайшан едва подавила желание подойти и успокоить. Нельзя. Она должна выполнить задание. Вдобавок, у асс-хэпт закрадывались подозрения: не водит ли её за нос Харила, этот тупоголовый сын верблюда и ослицы. Уж очень долго он не может раздобыть Книгу Излома.
Кира встала, обхватив себя руками. Медленно на трясущихся ногах побрела в сторону деревни, стараясь унять бившую крупную дрожь.
«Боги!»
Вспомнился первый визит к Защитнику. Какая же она дура! Думала, что ей тогда было страшно… Когда соглашалась на все это, толком и не знала чего ожидать. Надеялась, как-нибудь справиться. Теперь знает…
Вдобавок эти сны… Будто все наяву происходит. Каждую ночь она оказывается во власти Паситы. Сознание будто раздваивается, делая её одновременно и участником и наблюдателем.
Нет сил убежать. Она не может сопротивляться, и лишь покорно выполняет его желания.
Кира вдруг заметила, что невольно потирает саднящее бедро, на котором во сне Защитник, натешившись, каждый раз вырезал кончиком ножа своё имя: Тин Хорвейг.
Что же делать? Это следует прекратить! Так больше не может продолжаться. Да и сам Пасита ведёт себя странно. Стал нервным и вспыльчивым, а в глазах появился лихорадочный блеск. Так выглядят люди, пристрастившиеся к траве-лихоманке, что растёт на подступах к Излому — однажды Кире довелось такого увидеть. Эта мысль превратила ужасную догадку в реальность: они смотрят эти сны вместе!
Но разве такое возможно?
«Горящие занавески — тревожный знак. Стоить побольше медитировать».
Сила больше не росла, но чувствовал он себя не так, как обычно. Настроение бесконтрольно менялось. Ему хотелось то выдрать девчонку по заднице, то обладать ею, то попросту убить. Это сильно мешало, когда она находилась рядом.
С тех пор как пришли эти сны, Киррана просто сводила его с ума. Постоянно донимало желание взглянуть на её бедро, проверить: есть ли надпись? Претворить в жизнь все, что видится ночами… Сегодня он едва не сорвался. Позволил чуть больше, в надежде спровоцировать выплеск. Бил сильней, чем обычно. Решил припугнуть и едва смог остановиться…
Продолжать в том же духе нельзя. Нужно взять себя в руки, иначе легко податься прихоти и всё испортить!
— Почему? Боги, ну почему она не может призвать силу, когда я рядом? Не может? Или просто не хочет?
Пришла мысль, не кроется ли причина его странного настроения в воздержании? Пасита вдруг осознал, что Леди Аннара последняя, с кем он удовлетворял похоть, а с тех пор прошло несколько месяцев — небывалое дело! Решено. После вечерних уроков не стоит прогонять Глафиру, когда та придет помочь Кире с платьем. С ней можно хотя бы часть видений превратить в явь.
Пасита покосился на висящий на стене ошейник с длинной цепью. Подошёл и взял конец в руки. Сжал звенья. Те — не поддавались…
Вечером Кира вернулась с чувством облегчения и надежды. Когда шла к ужину дрожала, но Пасита вёл себя предельно вежливо. Она же, несмотря на расшатанные нервы, почти не делала ошибок. Лишь однажды перепутала приборы, но тут же исправилась, вежливо извинившись.
Кажется Защитник остался доволен…
Церемониальные поклоны, чопорные жесты… Как же это все раздражало!
Раздражала Глафира.
Она пришла и, по традиции молча опалив ненавидящим взглядом, помогла надеть платье, а затем и снять в конце урока. Все остальное время девушка просидела в уголке тихо, как мышка.
Лишь черные глаза блестели, пожирая Паситу.
Дома Кира, устало опустилась на лавку, застеленную свежими простынями, от которых успокаивающе пахло лавандой. Выудила из внутреннего кармана куртки маленький пузырёк.
Налила из кувшина воды в кружку и отмерила из флакона три капли — ни больше ни меньше, как наказала Матрена. Знахарка не обещала, что сны исчезнут, но гарантировала — больше Кира их не будет помнить.
Глава 27
С тех пор как Кира начала принимать снадобье, которое дала Матрена, сны ей больше не снились. Никакие. Ни обычные, ни те — странные. Это радовало. Наконец она смогла вздохнуть с облегчением, хотя смотреть на Защитника все равно было как-то неловко.
Пасита же на неё будто за что-то злился. Рычал всё время, зыркал недовольно.
Это казалось вдвойне странным, учитывая, что на тренировках она, наконец, начала делать успехи.
Теперь далеко не каждый удар попадал в цель, Кира блокировала, уворачивалась и частенько успевала дать сдачи. Хотя, конечно, для тренированного Защитника её удары были, что комариный укус, но охотница помнила его прежние слова, о том, что Защитники дополняют приемы силой.
— Передохни и продолжим. — Пасита, хмурясь, посмотрел на низкое серое небо.
Уж больно не любил вот такое вот преддверие зимы.
Порыв северного ветра взметнул листву и бросил в лицо водяную взвесь, через минуту превратившуюся в колючие снежинки. Он невольно поёжился, хотя и не чувствовал холода так, как его чувствуют обычные люди.
Погода нагоняла тоску, вдобавок те сны ему больше не снились, и это отчего-то злило. Будто у него украли сокровенное. Что-то, что принадлежало только ему одному.
