Видел я иногда и Светку, но девчонка избегала меня, бездельничая с такими же, как она, юнцами.
Но проходило время, и я заметил по некоторым признакам, что они чего-то ждут. За едой они то и дело упоминали о каком-то празднике и это возбуждало их не меньше крепкой выпивки, чего я, конечно же, не понимал.
Но вот настал этот день.
Настя, необычно бледная и напряженная, принесла мне большую алюминиевую кружку.
— Пей.
Я удивленно посмотрел на нее, потому что вот уже несколько дней, как она перестала давать мне лекарства. Но я хотел скорее выздороветь и пил и жевал все, что давали, утешаясь хотя бы тем, что все хорошо, что бесплатно.
Я в это время стоял у окна и глядел, как в хмуром, после ночного дождя, небе летела стая птиц, а она стояла возле изголовья кровати и ждала. Еще только подходя к ней, я почувствовал запах спиртного.
— Пей, — повторила она, протягивая мне кружку и отворачиваясь.
Я взял и удивленно поглядел на девушку. Водка, прозрачная, как родниковая вода, легонько плескалась, омывая металлические тусклые бока кружки.
— Пей.
Я поднес выпивку ко рту и спирное обожгло губы. Это была крепкая водка, скорее разбавленный медицинский спирт. Какая бы она не была, но я не умею пить, смакуя, словно чай. Поэтому я глубоко вдохнул и сделал первый глоток.
— Пей до дна, — неумолимо говорила Настя, не поворачиваясь.
— Ты что, споить меня хочешь? — пошутил я.
Но Настя была неумолима.
— Пей.
Так вот, не за столом, без закуски, я не привык. Я же не алкаш какой-то. Но делать было нечего. Торопливо, обжигая все нутро, я выпил водку всю, до дна и перевернул кружку. Лишь мелкие капли вылились на пол.
Настя обернулась. Я задохнулся и вцепился зубами в большой палец левой руки.
Она бледно улыбнулась, забрала у меня кружку и почти бросила в кастрюлю с водой.
— Теперь кури, — Настя достала из шкафа спички и бросила их передо мной.
Я послушно вытащил из кармана пачку и взялся за сигарету. Прикуривая, я следил за ней. Настя стояла ко мне спиной и кипятила воду в алюминиевой кружке стаканным кипятильником.
А между тем горячая волна бежала по моим жилам. В голову ударило почти тут же. Еще хорошо, что я был сыт, а то такая порция тут же сбила бы меня с ног. Но я все равно окосел и стал смотреть на мир другими глазами.
— Ну, Настюха, что у нас за праздник?
Она не отвечала и не поворачивалась. А я плюхнулся на койку и, откинувшись на спинку, уперся головой в стену, пуская дым к потолку. Раны почти что затянулись. Я был сыт и набирал силу. Теперь девчонку и немного деньжат! Я конечно же не собирался воспользоваться случаем и завалить беременную женщину, нет, еще не настолько я разомлел от алкоголя, но то, что я, здоровый мужик, вынужден вести монашескую жизнь, в этом судьба сильно ошиблась, и я ее поправлю.
— Ну что, Настюха…
— Пей.
Настя перелила кипяток в стакан, куда маленькою ложечкой высыпала растворимый кофе из баночки.
— Пей и молчи.
Я заморгал, глядя на нее, но она отвернулась, уже к окну.
Напиток медленно окрашивался в черный цвет.
— Туши сигарету.
Я быстро забычковал окурок и, хотя он остался совсем маленький, по привычке сунул его в карман. Настя с усилием открывала створки окна, сперва одну, потом другую, и вторая уперлась мне в локоть.
— Пей.
Я, до крайности удивленный, склонился над стаканом, помешивая кофе.
— Да что случилось?
— Ты все поймешь, Сережа, все поймешь.
Кажется, Настя плакала.
Я успел выцедить весь кофе, когда Настя принесла мне дольку лимона.
— Съешь.
— Да зачем?
— Чтобы от тебя не пахло.
Я покачал головой. Лимон, конечно же, вкуснее ампициллина, но у меня даже уши свело, пока я его жевал. Плечи Насти вздрагивали, и я, тяжело поднявшись, подошел к ней, провел рукой по выгнутой спине и заглянул в глаза. Она упрямо прижималась лбом к стеклу, то и дело дергая носом. Губы ее кривились.
— Тебя обидели?
Я не шатался и твердо стоял на ногах, но в груди у меня разгорался костер и ударял в голову. Мужа ее я так и не видел, — думал я. — Вроде как значит могу, и я потрудиться.
Я расхрабрился.
— Кто он? Скажи мне, я этого засранца так уделаю, что он забудет на каком дереве шишки растут. Нет, правда, Настюха, ты не смотри, что я худой и кашляю.
Я дотронулся до ее плеча, и она быстро повернулась ко мне.
— Сядь скорее.
Она почти толкнула меня на кровать и, не знаю почему, я послушался.
Едва я сел и подался вперед, как услышал шаги поднимающегося по крыльцу человека. Вошел один из апостолов, по крайней мере, это я так подумал, но не был уверен, что видел его раньше.
— Сидим? — доброжелательно с легкой иронией, спросил он. — Штаны просидел уже, наверное.
Я молчал. Этот парень казался очень веселым и жизнерадостным, но с таким налетом крутизны, что от него с первого слова несло шестеркой.
— Вставай, проклятьем заклеймённый. Вперед. Ты, вообще, кто есть по жизни?
— А что?
— Да больно у тебя шмотки конкретные.
Похоже, этот парень всегда изъяснялся только так. Я продолжал молчать, и парень смутился.
— Слышь, братан, пошли, там уже собираются.
Я посмотрел на него и он, поняв это, как вопрос «где», сделал энергичный кивок в пространство.
— Вставай и танцуй в темпе вальса, слышь.
Необычное поведение Насти уже насторожило меня. Я, по-прежнему молча, поднялся с кровати и, не задавая лишних вопросов, пошел к двери. Настя продолжала стоять у окна и вид у нее был подавленный, но я никогда не думал о женщинах, когда что-то касалось лично меня. Скользнув по ней взглядом, я переступил порог. Настя даже не подняла головы, чтобы посмотреть на меня.
Я спустился с крыльца и забыл о ней совершенно. Парень поравнялся со мной. Он пребывал в том же сверхжизнерадостном настроении запойного пьяницы, поставившего в холодильник бутылку водки, чтобы охладить ее. Он все болтал о погоде, о природе, и это без устали и на той же фени. Старый я стал, чтобы воспринимать его.
По дороге он обогнал меня и первым поднялся на крыльцо самого длинного дома в коммуне. Широко распахивая передо мной дверь, парень отступил и взмахнул рукой:
— Двигай по прямой, наслаждение ожидает тебя.
И я переступил порог. Это была та же общая столовая, где тогда обедали, но, бог мой, на что она была теперь похожа. Вся в гирляндах цветов из шелка и бумаги, а уж благоухала, как июльская клумба. Сколько они потратили на это освежителей воздуха, — подумал я, слегка задыхаясь.
