Деньги! Я держал в руках тяжелый и прекрасный денежный мешок и знал уже наверняка, что никто в мире не сможет у меня его отнять.
— Сережа!
Я обернулся. Настя стояла за спиной, чуть с боку, и прижимала к груди огромную сумку с малышом. Я было расплылся в улыбке и хотел заглянуть туда, где в небольшом отверстии неплотно закрытого замка виднелось личико младенца, но она чуть отступила и продолжила рвущимся голосом:
— Брось его, брось, Сережа! Это будет наша беда.
— Да ты что! Ты хоть знаешь, что это?
— Деньги, да. Брось. Ну, пожалуйста.
Она вся дрожала, и волосы ее то прядями падали на лицо, то поднимались от ветра.
— Брось, брось, брось, — кричала она и, между криком, судорожно хватала ртом воздух.
— Заткнись! — заорал я, одной рукой хватая ее за плечо и встряхивая. — Тебя с ребенком нужно в больницу. На что я лекарства покупать буду?
Я понимал, что у нее истерика, что хорошая пощечина только поможет ей, но никогда бы в жизни я не смог ударить ее, тем более по лицу. И вместо этого я обхватил одной рукой драгоценную сумку, а другой, рывком, привлек ее к себе, крепко прижав.
Она уткнулась лицом мне в плечо, а я утонул подбородком в ее спутанных волосах, и те от ветра дыбились и щекотали мне лицо. И тут, сквозь гул пламени внизу, прорезался истошный волчий вой. Я и до этого улавливал его в общем шуме, но сейчас он прямо врезался в уши. Настя тут же отпрянула от меня и покачнулась.
— Идем, нам надо спешить.
— Куда? — бессильно прошептала она.
— Маленького в больницу надо доставить или уже не надо? Новорожденных, по-моему, детский врач должен осматривать.
Так я сказал, чтобы только ее расшевелить, но она вздрогнула, посмотрела на сумку и почти что закричала:
— Идем, чего ты стоишь. Поехали скорее. Уже почти сутки прошли. А вдруг у него родовая травма!
Мы бросились к мотоциклу, держа сумку вдвоем. Только перед «Явой» я отпустил ее и помог Насте сесть и устроиться удобнее. Сумку она, как и в первый раз, поставила на колени, обняв обеими руками. Малыш спал, закрыв свои крохотные глазки.
В овраге уже горели кусты по краям и пламя перекидывалось вверх.
— Держись, — сказал я, заводя мотор.
— Да, Сережа.
«Ява» уже тронулась, когда нам под колеса бросился волк, и опять, как в первый раз, он отскочил, весь сжавшись и поджав хвост. Я краем глаза увидел, что он бросился за нами, но «Ява» уже мчалась дальше.
Стало темно. Пламя больше не освещало лес. А вскоре мы выехали на шоссе. Не доезжая до города, я остановил «Яву» на проезжей части и распечатал мешок. Я вез его под курткой и теперь достал и, разорвав денежную упаковку, расстегнул. Зелененькие! Я тряс тугие пачки и встряхивал, пока не очнулся. Они, конечно же были переписаны в банке, но выхода у меня не было, я взял одну из них и засунул в карман, а потом застегнул мешок и снова сунул за пазуху.
Так мы и въехали в город. Черная и ветреная ночь все еще не кончалась. Фонари освещали только центр.
Можно прожить в одном городе лет сто и не знать где находится роддом. Настя сидела позади, прижавшись головой в моей спине. Маленький, наверное, спал, и я надеялся, что у него все хорошо. Но врачи нужны были им обоим. И я поехал в ту больницу, где проходил медосмотр, устраиваясь на работу. Это была МСЧ завода «Электроника».
Остановившись у запертых ворот, я оперся на ноги и посигналил. В будке сторожа горел свет. Мотор тарахтел, я сигналил еще и еще, пока в окне не показалась взлохмаченная голова, потом протянулась рука и отперла форточку.
— Что тебе? — лениво и вместе с тем недовольно спросил старик. — Что стряслось? Или приспичило?
— Да.
Старик скрылся и снова возник уже на крыльце. Отпирая ворота, он гостеприимно махнул рукой.
— Заруливай. Вон третье здание, видишь? Там еще свет горит на втором этаже. Вот держи прямо туда, это значит и есть роддом.
Я нажал стартер, и «Ява» сорвалась с места. Объехав указанное здание кругом, я нашел приемный покой и остановился у крыльца. Настя стала слезать, держась одной рукой за мое плечо. Я не спешил, стараясь пальцами разорвать банковскую упаковку на пачке. Когда мне это удалось, я взял несколько зелененьких, переложил их в другой карман и немного помял новые хрустящие бумажки. Только после этого я поднялся и перекинул ногу, неторопливо выпрямляясь и ставя мотоцикл на упор. Я не смотрел на Настю, но знал, что она нетерпеливо качает сумку. Но все же я не спешил. Под курткой был спрятан денежный мешок, в кармане лежали похищенные доллары и у меня тряслись поджилки. В тюрьму не хотелось. Я качал мотоцикл, пробуя его устойчивость, и оттягивал это, как мог. Наконец, я справился с собой и шагнул к крыльцу. Видя это, Настя, стоявшая уже у закрытой двери, громко постучала. Одним махом прыгнув к ней, я тоже постучал, потом обнял ее одной рукой за плечи, вторую руку не вынимая из кармана и так придерживая денежный мешок. Он здорово топорщил мне куртку, и я не надеялся только на темноту.
Дверь открыла пожилая заспанная женщина в белом халате, и этот халат казался грязным в тусклом электрическом свете.
— Рожать приспичило? — сонным голосом спросила она.
И тут наш чудо-малыш возмутился во все горло. Женщина, сгорбившаяся, резко выпрямилась и отпрянула.
— Мне нужен педиатр.
— А мы при чем? Иди-ка, милочка, утром в детскую поликлинику, или в «скорую», если невтерпеж.
— Он же вчера только родился. Нам нужно детское отделение роддома, понимаете.
— Чокнутые.
Санитарка или кто она там, хотела запереть дверь, но я поставил в проеме ногу и переступил порог, одновременно с этим доставая смятую зелененькую бумажку и суя ей в карман. Не знаю уж, сколько там было, но не «ONE», это точно.
— Не знаю уже, как с вами и быть, — проговорила та, и рука ее нырнула за неожиданной гостьей, — Сейчас, подождите.
Я сильно нервничал, Настя тоже, но по другому поводу. И если я уверен был, что сейчас сюда подъедет полиция с наручниками, то Настя красноречиво глядела на сумку, которую все время нервно раскачивала: и малыш спал там сладким сном.
Вот дверь приемного покоя снова открылась, на крыльцо ступила пожилая полная женщина с крашеными завитками волос.
— Что вы хотели? — спросила она. — Я дежурный акушер.
— Понимаете… — начал я, но Настя перебила меня.
— Я родила 18 часов назад. И мне и ребенку нужна медицинская помощь, хотя бы осмотр, прививки. Ну и документы, — закончила она уже не так уверенно.
— Понятно. Кто принимал роды?
— Ну…
— Я.
Врач посмотрела на меня с любопытством.
— Как это понимать?
