— Вот гадина, откуда она взялась! — возмутился Денис Илларионович.
Данилка поднял на него полные слез глаза.
— Ну-ка, вот лучше, возьми хомячка. Пустим его туда? Пусть побегает.
Данилка кивнул и попытался улыбнуться дрожавшими губами.
Белого и пушистого хомячка впустили в вольер. Тот нервно забегал, обнюхивая все.
— Ого, а вот и крыса, — показал Денис Илларионович на клетку в конце короткого туннеля из сетки. — смотри, как рвется, слопает бедняжку.
И он тихо поднял дверцу. Крыса, такая же худая и голодная, как и первая, рванулась к мышонку. Данилка налег на клетку и закричал:
— Нет!
— Что вы делаете с ребенком! — Лида схватила мальчика за плечи и попыталась оторвать от сетки.
Она не смотрела в вольер, а мужчины не отводили глаз от маленькой арены.
— Не смейте, не смейте, — Лида с силой развернула к себе ребенка, и тот уткнулся ей в колени, весь дрожа.
— Мама мия, — протянул Денис Илларионович. — Крыса-то сдохла.
Хомячок, живой и невредимый, обнюхивал сетку, перебегая маленькими шажками взад и вперед. Игорь Николаевич перегнулся через вольер, достал его и присел перед мальчиком.
— Вот тебе дружок. Хочешь взять его в руки?
Хомяк был ручным. Он только высовывал мордочку с живыми черными глазками из большой мужской руки, осторожно сжимающей его. Данилка все еще дрожа, повернулся и протянул руки к хомячку.
— Вот держи его. Только не раздави.
Мальчик, счастливый, сжал зверька обеими руками, отошел от матери и присел, продолжая держать хомячка в ладонях.
— Вскрытие будем делать? — спросил Игорь Николаевич.
— Конечно. Ведь, это, старик, черте что получается, чтобы такая здоровущая зверюга да просто так лапы раскинула.
— Может она больная?
— Она-то? Мы здесь, старик, больных не держим. Все здоровущие экземпляры.
— Значит, я был прав?
— Проверим, чем черт не шутит. Мы здесь не марксисты — материалисты, в сверхъестественное веруем.
— Не кривляйся. Все объясняется материально. Скажи лучше, ты сможешь добиться моего участия в эксперименте?
— Вон ты о чем. Что, надоело сидеть в своем Чертанове?
— В Бибиреве.
— Один черт у черта на рогах.
Лида не слышала их. Присев рядом с ребенком, она обнимала его и пальцем гладила мордочку хомячка.
— Мы возьмем его домой, ладно? — шептал ей сын. — Он будет со мной суп кушать, ладно, мама?
— Да, мой сердечко, да, мой сладенький.
Глава 8
Лида с Данилкой надолго поселилась в Институте. Мальчика изучали, проводили эксперименты, обследовали весь организм и теперь уже сами направили в Институт Склифосовского, где ему провели операцию на почке.
Лида не понимала такую необыкновенную предупредительность врачей и по складу своего характера все принимала так, как оно есть. Игорь Николаевич уволился из своей поликлиники, всюду их сопровождал, сам проводил сеансы психотерапии и всегда был рядом. Лиду он первое время возил к себе домой на час другой, потом получил кабинет в Институте Дефектологии, где и ночевал на диване. Так прошло полгода, в течении которых Данилка, вернувшись из «Склифосовского» в Институт Дефектологии, истребил огромное количество подопытных крыс. Остальных животных он жалел, у него в палате жили щенок и котенок, и врачи усердно поддерживали в нем любовь ко всему живому.
Он убивал только крыс: больших, противных и злых. А врачи, тем временем изучали работу его мозга, излучение его глаз и подбирали защитный экран.
Так прошли осень и зима. Весной же все изменилось. Игорь Николаевич исчез куда-то на целый день, а вернувшись, прямо вечером, посадил Лиду и Данилку вместе с их живым уголком в свою машину и повез за город. Там он свернул с шоссе на проселочную дорогу и, проехав дачный поселок, остановил машину возле стоявшего на отшибе домика, скрытого забором и затянутого прошлогодним репейником, лебедой и бурьяном.
— Да, красота, — ворчал Игорь Николаевич, в сгущающихся сумерках разглядывая запустевший участок. Он, перегнувшись через обломанный забор, отпер калитку. — Входите и чувствуйте себя, как дома. Это и будет, собственно, наш дом. Вот так.
Дом, несмотря на внешнее запустение, был крепким и ухоженным. Крыльцо не скрипело, замок отперся легко, дверь открылась без скрипа.
— Кха-кха, — послышалось с крыльца, когда все трое уже переступили через порог.
Игорь Николаевич обернулся. Сторож — старик в фуфайке и в высоких кирзовых сапогах медленно поднимался на верхнюю ступеньку.
— Ух, какой барбосик? Не кусается, — посмотрел он на маленькую дворняжку, которую Данилка вел на поводке. — Вы, извините, кто? — спросил он, деликатно кашлянув в кулак.
Уже предупрежденный, Игорь Николаевич достал из кармана красную книжечку и протянул сторожу.
— Вот как? Извините, не встречал вас здесь раньше.
— Теперь встретили.
— Приезжать, значит, будете?
— Нет, пока поживем.
— Вон что. Это пока ладно. И мне, значит, поспокойнее будет. Я вон там, при поселке живу. При нужде, значит, распоряжайтесь мной. Помочь чем или сами?
— Сами. Устраивайтесь, Лида, я покурю, пойду.
Женщина кивнула. Она уже привыкла подчиняться ему, ей даже нравилось, что жизненные проблемы решаются без ее участия. Она заботилась о сыне, обстирывала Игоря Николаевича и радовалась душевному покою. Данилка все больше и больше превращался в любознательного шустрого мальчишку, говорил уже длинными фразами, пытался даже рассказывать, что увидит, а вопросы сыпались из него, как горох из прохудившегося мешка. Игорь Николаевич все чаще называл его динамитом и посмеивался над его шалостями, при этом стараясь, чтобы он не раздражался. Всех его знаний детской психологии было мало, чтобы удержать маленького шалуна от вспышек детского упрямства, переходящего в злость, когда ребенок кидается с кулаками даже на мать. Он отвлекал его, чем только мог — это и было его основное занятие.
Спустя три дня после того, как они поселились на даче, приехал грузовик, груженый мебелью. Были там так же и цветной телевизор «Горизонт», большой холодильник «Орск» и небольшой магнитофон «Ракета».
Старую мебель увезли, новую расставили. Комнаты стали просторнее и светлее. В каждой из них стояли электрокамины, на кухне был проведен газ и холодная вода с водоподогревателем иностранного производства — дом стал обжитой и уютный.
Лида на самом деле была счастлива: сын ее был здоровый и веселый. Игорь Николаевич решал все проблемы. Она и сама не заметила, как полюбила его или просто притерпелась к его циничной грубости и ночным поспешным ласкам. Раз или два в неделю к ним приезжал фургон с клетками, в которых суетливо бегали и принюхивалась крупные серые крысы, достаточно противные и злые, чтобы их можно было безжалостно убивать. Мальчик учился убивать по команде, убивать, не чувствуя раздражения и не убивать, когда злился.
