В эту ночь они так и не заснули: сын и мать. Сказку Данилка дослушал уже лежа, но потом попросился пописать, а встав, попросился попить, попив, захотел поесть. Лида, привыкшая не спать по ночам, легко переносила вынужденную бессонницу.
Вскипятив чай, она села с ребенком за стол, немножко порисовала, потом они покатали на двух оставшихся маленьких грузовичках солдатиков, послушали радио, потом снова немножко поели. Заснули оба уже утром, когда у соседей захлопали двери.
Во сне Данилка плакал тихо и горько, словно маленький потерявшийся щенок, и Лида в полусне обняла его, чувствуя, как из-под ребенка вытекает на пеленку лужица.
После обеда, проснувшись и накормив ребенка, все постирав и развесив, Лида решила пойти с ним к врачу, потому что ее напугали ночные кошмары ребенка, его плач во сне и усталый замкнутый вид днем.
В детской поликлинике Лида заняла очередь. Она так и осталась последней, потому что все, кто приходил после нее, с уверенным видом входили к врачу, даже не глядя на сидевшую в кресле у стены женщину. Все это были хорошо одетые дамы, оставляющие за собой шлейф из запаха дорогих духов, долго остающиеся в непроветриваемом помещении. За собой они вели холеных пухлых детишек и мужей из породы хорошо обеспеченных. Очередь, хоть и медленно, но рассасывалась. Лида со своим ребенком долго оставалась одна, и терпеливо ждала, когда выйдет очередная такая дама.
Вот та, в сопровождении маленькой дочки и толстого лысого мужа выплыла, долго говоря через порог и наконец пошла по коридору, стуча высокими лакированными каблуками. Лида встала, увлекая за собой притихшего сына. Но врач сам появился на пороге, держа в руке сигарету с фильтром и разминая ее.
— Вы ко мне? А это ты. Что-то случилось? Подожди, пока покурю. А то пойдем, посидим на скамейке, там все и расскажешь.
Лида кивнула, помогла слезть с сидения своему сыну и покорно пошла за врачом, ведя ребенка за руку.
В маленьком больничном скверике они сели на скамейку. Мужчина торопливо закурил и бросил подальше от себя обгорелую спичку.
— Ну, выкладывай, что у вас за проблемы.
— Данила начал кричать во сне.
— Опять отец избил?
— Нет. Наш папа умер.
— Когда?
— Пятый день сегодня.
— Да. А у меня на той недели жена ушла. Ну ладно, это я так, к слову. Данил Батькович, а Данил Батькович, давай-ка, парень, сгоняй вон до того угла, видишь, там буфет есть. Посмотри, он закрытый уже, или нет. Ладно?
Данилка молча кивнул, медленно слез с лавки и пошел в указанном направлении. Пройдя немного, он начал убыстрять шаг, потом побежал.
— Значит умер. Естественно, смерть отца — большая травма для психики. Он просто кричит, или произносит какие-то слова?
— Он говорит: «папа, не бей».
— Он был сильно напуган отцом?
Лида молча кивнула.
— Умер он случайно не при ребенке?
— Почти что. Мы ушли на улицу, а вернулись — папа лежит мертвый.
— Что же с ним, если не секрет?
— Сказали, что — кровоизлияние в мозг.
Врач кивнул, стряхивая с сигареты пепел в сторону от себя.
— Да.
— Знаете, в тот день, когда умер Паша, Данил первый раз заговорил.
— И что же он сказал?
— «Я убил папу». Это плохо?
Врач пожал плечами.
— Видишь ли, ребенок, хоть и маленький, а тоже человек. Жестокий отец вызывал в нем ненависть и любовь вместе. Ребенок испытывал перед ним страх и желал ему смерти. Желание это ушло в подсознание, и смерть отца он воспринял, как его исполнение. Значит теперь отец должен отомстить ему. И он мстит — ночными кошмарами.
— Это плохо?
— Я выпишу успокоительное. Попьете недельку, а потом я проведу с ним психотерапевтический сеанс. Я ведь еще прошел курс психотерапевта, правда практикую редко.
— Это поможет?
— Стопроцентной гарантии нет, но когда вытесненное выходит из подсознания, снимается… Здравствуйте, Вероника Павловна. Как жизнь?
Проходившая мимо очень толстая женщина в халате кивнула, даже не остановившись, лишь небрежно бросила:
— Ничего, живем. Как сам?
— Пойдет.
И она удалилась, как перекормленная гусыня.
А врач бросил выкуренный почти до фильтра окурок в урну и поднялся.
— Пойдем, я выпишу рецепт.
Лида встала. Данилка, давно уже вернувшийся, пытался оседлать пенек.
— Идем, Даничка.
Мальчик подбежал к матери и послушно взял ее за руку. Врач наблюдал за ним, стоя вполоборота. Случай этого мальчика, как он знал, стал иллюстрацией к докторской диссертации его однокурсника. А сам он так и оставался простым врачом невропатологом в детской поликлинике, имеющим часы в подростковом центре.
Он в сердцах повернулся и медленно пошел через вестибюль, и Лиде с сыном пришлось очень постараться, чтобы не обогнать его.
И тут откуда-то из-под лестнице под ноги ему выскочила большая толстая крыса. Она вильнула между туфлями и, волоча хвост, бросилась в сторону. Врач от неожиданности повернулся, следя за ней, а Лида молча шарахнулась к стене. Вскрикнула одна женщина, завизжала другая.
Данилка, сжимающий руку матери и напряженно прижимающийся к ней, постепенно расслабился, продолжая наблюдать за мечущийся крысой. Первый страх у той прошел, и она замедлила бег, агрессивно скаля зубы. Потом она остановилась, подняла морду и зашевелила усами, принюхиваясь. При виде этого женщины снова завизжали. Лида сильнее прижалась к стене, а единственный мужчина среди них продолжал наблюдать.
Данилка настойчиво вывернул руку из материнской руки и согнулся, наклоняясь к животному поближе. Крыса была шагах в трех от него. Ее маленькие глазки — бусинки светились злобой, блестящий нос дергался и шевелился. Она даже слегка приподнялась на задних лапках. Данилка присел на корточках и посмотрел ей в глаза.
— Вот она, бей! — крикнул нервный и пронзительный женский голос.
Крыса подпрыгнула вверх и вбок и повалилась на пол, переворачиваясь через спину. Лапки ее забились в воздухе, хвост изогнулся и вытянулся.
— Сдохла, что ли?
Женщина с сомнением топталась на месте. Мужчина в костюме рабочего вышел вперед и пнул обмякшее тельце.
— Сдохла, — немного разочарованно протянул он, опираясь на швабру. — Чего это она?
— Отравилась, может?
— Нет, это у нее сердечная недостаточность.
— Общий инфаркт миокарды.
— Да их травили, намедни, в «Наяде», через дорогу.
Невропатолог подошел к Данилке.
— Это ты ее убил? — заговорщицким шепотом спросил он.
