— В машине телефон, вызывай «Скорую».
— И милицию?
— Нет. Это наше внутреннее дело. Звони «03».
— Хорошо. Конкретно ты его припечатал.
Медведев распахнул на лежавшем джинсовую куртку. На груди у того, на темной футболке в свете фонаря расплывалось мокрое пятно. Володя, потянувшись к полусогнутой руке лежавшего, стал щупать на запястье пульс, сдвинув отворот манжета куртки.
— Что? — крикнул он Карелину, возвращающемуся к нему.
— Сейчас приедут. Он жив?
— Пока — да.
Раненый застонал и начал поворачивать голову. Медведев нагнулся, глядя в раскрывшиеся, пока бездумные, глаза.
— Что ты наделал, Илья, — тихо спросил он, сжав одной рукой его кисть и положив другую руку ему на плечо. — Зачем?
— Дурак, — прошептал раненый. — Ты должен был не стрелять в меня, а взять живым. Теперь сам же и сядешь.
— Молчи. Тебе нельзя сейчас говорить.
— Мо…ж… — тут у майора пошла горлом кровь, на губах показались розовые пузыри.
Медведев быстро приподнял его голову и плечи и прислонил к своему плечу.
— Пра… вильно… Если сдох…ну хана… те…бе…
Майор весь дернулся, едва не вырвавшись из его рук, уронил голову на грудь и весь обмяк. Струйки крови сбегали из уголков его губ.
— Все, — кончился, — проговорил Карелин, внимательно следивший за раненым. — Жалеешь, что ли?
— Мы с ним росли вместе, — не выпуская тела, растерянно проговорил Медведев. — В одном дворе. Он на три года старше.
— А что он на тебя набросился?
— Теперь это уже не важно.
Домой Медведев вернулся утром, его довезли на служебной машине до подъезда, и он с трудом поднялся по лестнице.
— Ну, что? — спросил его Виктор, уже позавтракавший.
— Я убил Задохина.
— Как, насмерть? — весь вскинулся Максим.
— Да. Из твоего, Вить, пистолета.
— Зачем? — проговорил Сергей удивленно. — Он, конечно же, сволочь, но…
— Что тебе будет? — спросил практичный Виктор.
— Пока отстранили. Назначили служебное расследование. — Хорошо еще, что он стрелял первым и зацепил мне руку.
— Он стрелял в тебя?!
Володю окружили, не давая ни сесть, ни пройти в комнату.
— Из пистолета, который мы изъяли при обыске у младшего Карелина. Если бы не это, меня бы уже арестовали.
— Значит готовился, гад, — вырвалось у Сергея.
— Значит — так.
Глава 19
— Ну, наконец-то вся наша семья в сборе, — говорил счастливый Максим, глядя на мать, отца и дядю.
— Надолго ли, — буркнул Виктор, тоже поглядев на Володю. — Слушай, увольняйся, а, к чертям.
— Пока не могу.
— И что тебе сказали? — спросила Валя, только вчера вернувшаяся из больницы. Она сидела в кресле, держала на руках тихую Настю и смотрела на всех счастливым взглядом.
— Выяснили, что перед приступом Кокорин говорил по телефону с приемной полковника, и Задохина видели там в это же время. Он тоже говорил по телефону. И у него же нашли три книжки на предъявителя от разных банков. Да много чего.
— Кажется, приехали, — Максим, внимательно слушавший рассказ, предупреждающе поднял руку и бегом бросился на балкон, и тут же вернулся. — Точно, приехали. Идемте.
Все поднялись. Они ехали на дачу отпраздновать выздоровление Валентины и поступление в университет Максима.
Внизу, в машине, ждали Сергей и Радик. Максим, размахивая сумками, выскочил из подъезда, побросал их в багажник отцовского «ВМВ», а сам бросился к машине Сергея и открыл заднюю дверцу.
— Привет, Радик, — сказал он, садясь и пожимая руку парня обеими руками. — А что Дина не поехала?
— Не любит она меня, — засмеялся Сергей.
— Она просто стесняется, — заступился за сестру Радик. — Не жми на нее, она воспитана по-другому.
— Ладно, подписано.
Обе машины: и Медведевых и Сидоренко, развернулись и, одна за другой, выехали на проезжую часть, стремясь как можно скорее попасть на кольцевую дорогу, пока еще нет пробок.
День обещал быть холодным, на небе собрались тучи, дул прямо осенний ветер.
— Да, лето кончилось, — говорили москвичи, теперь уже жалея и духоту и раскаленный асфальт.
На даче цвели осенние цветы. Медведевы держали ее ни ради фруктов и овощей, и потому особенно не следили за фруктовыми деревьями. Огород они не сажали, все место занимали клумбы.
До завтрака Максим повел Радика к реке, дышать свежим, уже прохладным воздухом без летник комаров и москитов, и Настя увязалась за ними, сразу как-то сойдясь со слепым, до этого не знакомым ей парнем.
— Слышишь, как вода течет, — говорил и смеялся Максим, обнимая Радика за плечи с одной стороны, с другой в его руку вцепилась Настя.
— Нет. Дети говорят слышу.
Максим рассмеялся еще громче. И поежился.
— Слушай, Радь, тебе не холодно. Что-то подуло.
— Немного.
— Принести куртку?
— Если не трудно.
— Конечно, трудно. Мне ведь уже сто лет, и я старенький дедушка, — Максим отпустил его, отступил и приказал. — Только не двигайся, хорошо? Я быстро.
Максим унесся, а Настя сама уже обняла Радика за талию, прижавшись к его боку.
— Ты стой спокойно, ладно? — сказала она, и ее тонкий голосок стал еще тоньше.
Детские голоса приблизились. Раздался треск сухой ветки и мелкие торопливые шаги.
Настя теснее прижалась к Радику, увлекая его за собой. По берегу, к ним, шли три мальчика, ее ровесники, и она по опыту знала, что им на пути лучше не попадаться.
Мальчики смеялись и разговаривали. Они заметили бледную белокурую девочку, вцепившуюся в смуглого парня и рассмеялись громче, бравируя. Толкаясь, один, поменьше других, поскользнулся и с шумом скатился в реку.
— Что случилось? — насторожился Радик, но Настя ничего не успела ответить.
Оба оставшихся мальчика бросились по берегу, присели, но не осмелились залезть в воду, и тогда один из них закричал, повернувшись к замершему Радик.
— Чего же вы стоите, не видите — ребенок упал в реку.
— Здесь омут!
Радик слегка оттолкнул от себя девочку.
— Беги, зови взрослых, — сказал он ей, и та на секунду помявшись и жалобно на него посмотрев, побежала по направлению к даче.
— Вы что стоите! — не успокаивались мальчики. — Вы плавать что ли не умеете? Или боитесь?
