— А что с твоей машиной? На ней другой номер, — продолжала говорить Лина, садясь на переднее сидение так, чтобы был случай блеснуть коленками, бедрами, икрами.
— Это другая машина.
— А что с той?
— Разбил. Какая тебе разница, — Володя сел на свое место и хлопнул дверцей.
— Ну, ты же мой муж.
— Твой муж, по-моему, Масляков.
Машина тронулась, вся передернувшись, и Лина брезгливо скривилась.
— Я с ним разошлась. К счастью, наш брак с ним мы не зарегистрировали.
— А со мной ты развелась.
— Ну, Володя, будь же мужчиной. Сильным и добрым. Сейчас это становится модным.
— Лина, давай, я отвезу тебя в гостиницу.
— Разве только сам будешь за нее платить. Я — на мели.
— Я не так богат.
— Ну да. Ты же мент. Не везет мне с мужиками. Кстати, как ты тут жил без меня?
— Лучше, чем с тобой.
— О женщинах, я конечно, не спрашиваю. На такую рожу даже от великого голода никто не клюнет. Разве только уличная проститутка.
— Вот именно.
— Боже, Медведев, неужели ты так низко пал?
— Почему? Я же не продаюсь, как некоторые.
— На что ты намекаешь? На Федорова? Или на Маслякова? Да они, если хочешь знать, самая дешевка.
— Меня это не касается.
Медведев не стал загонять машину в гараж, а оставил ее возле подъезда, вышел, и, достав сумку, включил сигнализацию.
— Да такое старье никто не тронет, — проговорила Лина, опять поправляя ремень, но уже без лишних телодвижений. — Этот подъезд? А то я забыла.
— Этот.
Медведев понес сумку, следуя за женщиной и совсем не глядя на нее.
Виктор был уже дома. Он выходил из туалета, когда увидел входящую Лину, а за ней — своего младшего брата.
— Так. Что это значит? — со звенящей злостью спросил он.
— Ну, во первых, Витя, здравствуй. Будь воспитанным мальчиком.
— Володя? Что это значит?
— Так получилось, Вить.
— А зачем ты притащил ее домой?
— Вить…
— Зачем ты притащил домой эту…
— Дети, — делая вид, что не слышит, Лина заулыбалась самой лучезарной улыбкой, отбросила к спине сумочку и стремительно шагнула к Насте с Никитой.
Но Настя, выйдя из комнаты, отшатнулась к стене, и мальчик прижался к ней. Лина хотела было его поднять, но он завертелся, заплакал и стал отталкивать мать обеими руками.
— Так, — Лина выпрямилась и резко обернулась. — Это вы настроили против меня моих детей? Ты, Витя, только ты способен на это. Мой дурак даже не додумается до такой пакости.
— Сумасшедшая дура, — рявкнул Виктор. — Да они же не слепые! Раз ты их бросила, руки они тебе будут целовать за это, что ли?
— Сволочь. Мудак поганый! Володя, пойдем из этого дома. Ноги моей здесь больше не будет.
— Володя, если ты уйдешь с этой… ты мне больше не брат.
Володя смотрел на одного, на другого, совершенно потерянный.
— Ты меня бросишь? Володя? Мы же прожили с тобой целых семь лет. Семь лет я терпела тебя, сносила от тебя все и родила тебе дочь.
— Ну вот что, Володька, как хочешь, а убирай ее от сюда. Или я за себя не ручаюсь. Настя, марш к себе. Ника не забудь.
— Мне некуда идти. Давай, Вить, твори свое черное дело. Выбрось своего брата и его жену на улицу, на ночь глядя.
У Виктора глаза горели, как у быка на арене. На кашель за спиной он яростно обернулся, увидел Валю и Максима и рявкнул:
— Марш по комнатам. Цирк увидели? Шлюха пришла на дом?
— Гондон. Тебе ли говорить! — закричала Лина.
Володя резко схватил жену за локоть.
— Пошли, — велел он.
— Куда?
— Придумаем.
— Подожди, — окрикнул его Виктор, и Володя замер. — Стой здесь.
Виктор ушел, а Лина, посмотрев на своего бывшего мужа, спустила дорожную сумку, которую поднимала с видом укора. Она надеялась на лучшее, и увидев возвращающегося Виктора, вся подалась к нему. Тот держал в руке деньги и протягивал брату, обходя ее, как кучу навоза.
— Вот, Володя, здесь десять штук.
— Российскими, — тихо и разочарованно протянула Лина.
— Устрой ее где-нибудь. А там пусть сама выкручивается.
— Спасибо, — Володя взял деньги и положил их в карман.
— Без обиды?
— Без обиды.
Виктор хлопнул брата по плечу, тот его — по руке, и Володя, взяв дорожную сумку Лины, вышел за дверь.
Он привез ее в квартиру, принадлежавшую управлению и рано утром увез на дачу, а днем, между делом нашел квартиру, сдаваемую через риэлторную контору и, внеся задаток, привез женщину туда. А вечером, позвонив брату, приехал к ней, приехал, потом что она была когда-то его женой, потому что ему нужна была женщина, и потому что она позвала его. В постели она умела стать единственной и неповторимой.
Прожил он с ней неделю. На выходные даже привез Настю и Никиту, а сам взял из детдома Егора и уехал с ним к брату. А в понедельник, вечером, вернувшись пораньше на съемную квартиру и отперев дверь вторым ключом, увидел Лину и незнакомого мужчина, сползавшего с дивана на разбросанную кучу одежды.
Побелев от бешенства, Медведев развернулся и быстро вышел, хлопнув дверью.
— Так, — проговорила Лина, без спешки поднимаясь с дивана. — Мужа я из-за тебя потеряла и, теперь уже, окончательно, так что следующая плата за квартиру за тобой.
А Володя приехал к брату.
— Вот и кончилась моя семейная жизнь, — сказал он, и в голосе его чувствовалась грусть.
— Брось, Володь, такую жену, знаешь, при Петре Великом заживо бы закопали в землю.
— Сейчас нет Петра Великого.
— Вот и жаль.
— Не знаю, — Володя снял куртку и прошел в гостиную, сев в кресло.
Настя и Никита облепили его: девочка, приседая на подлокотник, а мальчик — оседлав колени.
— Можно подумать, что любишь эту стерву.
— Не надо при детях, Вить.
— Пусть знают, кто есть кто. А то еще сманит куда-нибудь.
— Ей некуда.
— Вот и прекрасно.
— А где Валя с Максимом?
— Валя поехала к сестре, а сын все у Радика с Ксенией торчит, так и найдет себе местечко в Останкино.
— Ну и хорошо.
— Кстати, твоя Алина кажется, в отпуск собирается, точно не знаю, Макс что-то говорил вчера, после твоего отъезда.
