— К вам тут девушка приходила, — окликнул меня консьерж, когда мы вошли в подъезд, и я, остановившись, переспросила:
— Ко мне?
— Да, к вам. Записку оставила.
Он протягивал мне сложенный вчетверо листок бумаги, а я медлила, боясь брать его в руки, и тогда Клим, решительно отодвинув меня, сам взял его:
— Ты позволишь? — Я кивнула, и он, развернув, хмыкнул:
— Сергей Иванович, а вы девушку хорошо рассмотрели? — обратился он к консьержу, и тот отрицательно покачал головой:
— Нет, Клим Григорьевич, у меня времени не было ее рассматривать — тут как раз привезли мешки со штукатуркой в седьмую квартиру, нужно было дверь на распорку поставить, ковер убрать, словом, некогда рассматривать. Взял записку, сказал, что передам, и все.
— А что именно она сказала?
— Попросила передать записку женщине из вашей квартиры.
— Так и сказала — женщине из квартиры Маянцева? — не отставал Клим, и консьерж напрягся:
— Нет, просто номер назвала. А что? Не надо было брать?
— Нет, Сергей Иванович, брать было надо, и впредь нужно запоминать всех, кто просит вас о чем-то, связанном с моей квартирой или ее жилицей. И сразу звонить мне, безотлагательно, это понятно? — с нажимом спросил Клим, выразительно хлопнув себя по карману пиджака, и консьерж закивал:
— Да-да, конечно, я понял. Я же не знал… да тут закрутишься за день-то…
— И сменщику вашему передайте, хорошо?
— Обязательно!
— Благодарю вас, — Клим взял меня за руку и повел к лифту, и вдруг консьерж вслед сказал:
— Клим Григорьевич, обычная девица была, таких по Москве тысячи — джинсы, куртка на поясе завязана, майка с какой-то рожей… а волосы розовые. Точно — розовые, как вон цветы на картине.
Мы с Климом как по команде посмотрели на большое панно, висевшее на стене у комнатки консьержа — там были изображены пионы нежно-розового оттенка.
— Спасибо, Сергей Иванович, уже что-то, — сказал Клим, успокаивающе похлопывая меня по руке. — Идем, Варя, дома поговорим.
Записку он сунул в карман, так и не показав мне.
Едва войдя в квартиру, Клим ушел в кабинет и там долго с кем-то разговаривал по телефону. Я не стала прислушиваться, пошла в ванную, чтобы смыть потекший макияж и принять душ, а когда вышла, Маянцев в футболке и клетчатых пижамных брюках варил на плите кашу.
— Извини, я не подумала, что ты голоден.
— Думаю, что ты тоже, — помешивая содержимое кастрюльки, отозвался он. — Я привык, знаешь ли, на ночь кашу на воде есть, ничего не могу с этой привычкой поделать. Мама была на этом помешана и мне привила. Ты садись, чего в дверях-то?
Я уселась за стол и взяла сигарету:
— Клим, что было в записке?
— Ничего нового. Если хочешь, возьми в кармане пиджака, но не думаю, что тебе сегодня после всего стоит еще и это читать.
— Ты, наверное, считаешь меня неврастеничкой.
— Даже в мыслях не было. Я прекрасно вижу, что ты умеешь держать себя в руках, только иногда никаких сил на это не хватает. Нет ничего постыдного в слабости, Варя. Ты ведь женщина, а не каждый мужчина порой способен контролировать себя и свои эмоции.
Говоря это, он снял с плиты кастрюльку, вынул тарелки из шкафа и через пару минут поставил передо мной овсянку. Есть мне совершенно не хотелось, как, впрочем, всегда бывало после сильного нервного потрясения, но обижать Клима — тоже, поэтому я взяла ложку.
— И вообще… — садясь напротив меня за стол, продолжил он. — Ты не устаешь быть всегда собранной, подтянутой и застегнутой на все пуговицы? Отдыхать-то ты умеешь?
— Мы же с тобой в бассейн ходили…
— И даже там ты постоянно помнила, что я клиент, а ты мой адвокат. Разве это отдых? Очень надеюсь, что выходные пройдут так, как я запланировал, — довольно быстро расправляясь с кашей, сказал Клим.
— Я не очень люблю, когда что-то планируют за меня.
— Возражения не принимаются. Ты согласилась поехать — значит, готова принять условия. И не смотри на меня так, я же не в постель тебя тяну.
— Ты второй раз мне об этом говоришь, я так могу подумать, что со мной что-то не в порядке, — улыбнулась я.
— Не в моих правилах принуждать женщину к чему-то, это я тебе тоже, кажется, говорил. Я действительно хочу, чтобы ты отдохнула и расслабилась, побыла на природе — я живу в чудесном месте, недалеко от дома — озеро, можем даже на лодке покататься, погода позволяет. Мне хочется увидеть тебя другую, я уверен, что ты такой бываешь.
Я молчала, возя ложкой в тарелке с кашей. Мне не очень нравилось, когда мужчина старался снять мою броню или хотя бы пробить в ней крошечное отверстие, от этого всегда становилось некомфортно, однако сейчас я не испытывала подобных чувств. Даже наоборот — рядом с Климом хотелось быть беззащитной и слабой, потому что он бы воспринял это как должное, как что-то правильное. Тот же Светик, с которым было прожито почти два десятка лет, очень удивился бы, если бы вдруг я стала искать у него защиты или поддержки в каких-то глобальных вопросах, он привык, что я все могу решить сама, в том числе и за него тоже. Руслан за время нашего романа не успел вникнуть во все сложности моей жизни, ему, пожалуй, досталась лучшая часть меня — без капризов, скандалов, измен. Я его любила и могла бы жить с ним так, как мне всегда хотелось — за мужчиной, а не впереди и не рядом. Но — не судьба.
— Почему ты никогда не спрашиваешь, откуда тянутся мои неприятности? — Этот вопрос вырвался как-то сам по себе, но Клим, как мне показалось, его ждал.
— Я терплю до того момента, когда ты сама захочешь рассказать.
— Что — даже справки не навел?
— Зачем?
— Ну, не знаю… в конце концов, ты пустил в квартиру совершенно незнакомого человека с такими очевидными проблемами — и даже не поинтересовался, что к чему?
— Все, что мне нужно, я о тебе знаю. Остальное расскажешь сама, когда захочешь или когда будешь готова, — сказал Клим, закуривая.
— А… если не расскажу?
— Значит, не расскажешь. Варя, мне не важно, что там у тебя в прошлом случилось, мне важно другое — что я могу сделать для того, чтобы это прекратилось в настоящем.
Я закусила губу — захотелось плакать, потому что, похоже, он сейчас произнес именно те слова, которых ждет каждая женщина. Во всяком случае, меня это растрогало до слез.
— Похоже, нам пора спать, — вставая из-за стола, сказал Маянцев. — Тебе же завтра на работу?
Я кивнула.
— Ну, и мне тоже. Могу подвезти.
— Тебе не по дороге.
— Ничего, переживу как-нибудь, — улыбнулся он, подавая мне руку и помогая встать. — Обожаю утренние пробки.
