Пролог
Не-мать исследует материнство: ограничения и возможности
В поисках ответов
Эта книга — очень личный проект. Как большинство моих текстов, она выросла из боли. Я хорошо помню момент, когда приняла решение написать ее. Дело было летом 2012 года. Мы с моей дорогой подругой Еленой Минченей встретились в нашей любимой минской кофейне, и я поделилась с ней своим планом. Я горела желанием разгадать загадку, которая в тот момент волновала меня больше других: почему мои отношения с мамой — самым близким и дорогим человеком — такие сложные и порой болезненные, одновременно и дающие прибежище, и ограничивающие выбор жизненных направлений.
Я не помню причину конфликта, на фоне которого это решение было принято. В памяти сохранилось лишь ощущение жгучей боли и безысходности оттого, что в каком-то важном вопросе мы с мамой не могли прийти к согласию. Как и все другие наши размолвки, эта довольно быстро себя исчерпала. Но импульс к исследованию остался. Помимо желания выяснить, как устроены наши семейные роли, у меня была еще одна важная причина для изучения социального института материнства
[1] — я надеялась разобраться с собственными репродуктивными намерениями.
Прочитав несколько десятков книг о матерях, детстве и «репродуктивной дилемме» на английском языке, я поняла основное направление мысли современной западной социологии материнства. Но ни одна из них не могла исчерпывающе ответить на волнующие меня вопросы: из чего забота о детях складывается в «нашей части света»
[2], почему сложные отношения с мамой — знакомая многим проблема и что может помочь принять подходящее мне решение — становиться ли матерью? Погружение в теорию материнства позволило мне понять, что я не преуспею в поисках текста, который обращался бы к комплексу интересующих лично меня предметов. Чтобы прочесть такую книгу, мне пришлось написать ее самой. У моего проекта были свои преимущества и ограничения, о которых важно рассказать.
С одной стороны, не имея семейных обязанностей, связанных с заботой о детях, я могла позволить себе инвестировать в исследование несколько лет жизни. С другой стороны, позиция не-матери этически сужала область изучения. Не принадлежа к матерям, я не имела доступа к артикуляции самого опыта материнства. Но я воспользовалась другими возможностями, изучая социальное производство семейных ролей, репрезентации образа матери в культуре и трансформации общественных условий, в которых мои современницы сегодня не только заботятся о детях, но и принимают решение — становиться ли им матерями.
Предвосхищая ожидаемую критику в адрес проекта, в котором не-мать пытается размышлять о материнстве, я надеюсь очевидным образом обнаружить, что я ни в коей мере не стремилась занять экспертную позицию в тех областях жизни, где у меня нет персонального опыта. Обращаясь к практикам материнства посредством интервью с женщинами, которые растят детей, я выступаю в качестве заинтересованной слушательницы.
Рассказывая о своем исследовании, я обычно объясняю, что у меня есть мама и это достаточная интрига для того, чтобы интересоваться социальным институтом материнства. Каждый человек, даже не имея собственных детей, многое знает о материнской работе по той простой причине, что все мы были взращены матерями или материнствующими взрослыми. Проблема, однако, в том, что социальный порядок, в котором мы живем, натурализируя материнский труд как «естественную потребность женщин заботиться о других», делает этот труд «невидимым».
Материнство сложно воспринимать в терминах затрат, усилий и жертв, поскольку в исполнении матерей забота обозначается всеобъемлющим понятием «любви», которую матери обязываются испытывать и отдавать другим. При подключении рыночных механизмов к выполнению работы, связанной с заботой, однако, становится очевидным, что риторика «материнского блаженства» исключает из традиционной экономики миллионы людей, чей труд не возмещается и не защищается социальными гарантиями.
Проще говоря, мать и няня выполняют одни и те же функции заботы. Но первая делает это из любви, а вторая получает компенсацию за свой труд. Время работы няни четко регламентировано, в случае, если она работает на «белом рынке труда», ее услуги засчитываются в трудовой стаж, который в разных социальных системах может подразумевать различные инвестиции в будущую пенсию. При этом материнская забота не подразумевает гарантированного отдыха, не засчитывается в трудовой стаж и вообще не считается работой, поскольку предполагается, что ухаживать за другими — биологическая потребность женщин.
Разумеется, в материнстве, помимо материальных и моральных затрат, есть и ресурсы. Женщины часто связывают заботу о детях с исполнением своих желаний, с обретением вожделенного статуса, с радостью от ощущения собственной нужности, с гордостью за успехи ребенка, с причастностью к родительским сообществам. Но материнство также включает конвенциональные представления о надлежащем выполнении семейных ролей, которые регулируются многочисленными экспертными инстанциями.
Иначе говоря, материнство можно рассматривать как отдельный социальный институт — систему контролирующих инстанций, оперирующих посредством идеологии материнства — свода явных и негласных правил материнского поведения. В свою очередь, материнская идеология поддерживает определенный социальный порядок, при котором от женщин ожидается, что они, в первую очередь, будут концентрироваться на удовлетворении интересов и потребностей других. В последующих главах, обращаясь к социальному институту и идеологии материнства, я буду приводить много примеров, демонстрирующих, как складываются условия, при которых современная мать в популярном воображении мыслится не личностью, но обслуживающей функцией.
Здесь же я хочу привести историю из собственной жизни, которая, надеюсь, объяснит, что эта книга, в частности, является признанием труда моей мамы, благодаря которому я живу. Помимо благодарности, этот текст — еще и способ выразить сожаление за те упреки, которые я адресовала маме, полагая, что воплощать мои желания — ее прямая обязанность на том основании, что я — ее дитя. И, конечно, эта работа — дань уважения всем, кто растит и участвует в заботе о детях.
