Культурный идеал «хорошей матери» в повседневной жизни нереализуем: выполняя родительскую работу, никто не может безостановочно демонстрировать желание заботиться, терпение и оптимизм, в соответствии с предписаниями действующей морали. Современная материнская идеология контролирует не только практики заботы, но и чувства, связанные с уходом за детьми, — отсутствие восторга от материнства, выражение гнева, усталости или замешательства в популярном воображении однозначно обозначаются как материнский провал.
Недосягаемость эталона «хорошей матери» делает реальных женщин легко уязвимыми перед идеологическими спекуляциями. Современная поп-культура, наводненная тривиальными интерпретациями фрейдовского психоанализа, объясняет любые проблемы личности последствиями пережитого в детстве. Поскольку в действующем социальном порядке модель асимметричного родительствования оправдывается идеей природной потребности женщин заботиться о детях, у матери фактически нет шансов избежать обвинений в несовершенстве мира.
В своей статье «„Нам нужно поговорить о Кевине“: материнство в категориях вины и ответственности»
[36] социолог Елена Стрельник предлагает полезную оптику для понимания производства репрессирующих смыслов на примере фильма о матери убийцы. Затронутая в начале картины тема неоднозначности и сложности родительского опыта дает надежду разглядеть, наконец, за архетипической фигурой Матери живого человека, но тонет в центральном послании режиссера: «яблочко от яблоньки не далеко падает». Наблюдая за Кевином и Евой, мы понимаем, что растить особого ребенка — напряженный и часто неблагодарный труд. Но, сосредоточив поиски причин трагедии на «психологизме» отношений женщины и ее сына, режиссерская логика уводит внимание от вопроса: как возможна ситуация, при которой сигналы о бедствии, постоянно исходящие от матери, последовательно игнорируются?
Заимствуя подход американского исследователя Джозефа Зорнадо в анализе детской литературы
[37], можно сказать, что создатели фильма используют прием «двойной слепоты» или «черной педагогики», отправляя героиню в ситуацию смертельной опасности, закрывая ей всякую возможность для благополучного исхода и обвиняя ее же в легкомыслии.
Послание, направленное зрительской аудитории, состоит в том, что в действующем порядке у материнской жертвенности не может быть предела. Какие тяжкие преступления ни совершались бы другими, сколько причастных ни было бы вокруг, обвиняющий взгляд всегда направлен в сторону одного человека. Даже заплатив за «счастье материнства» ценой собственной жизни, мать может быть обвинена в том, что «умерла, бросив свое дитя на произвол судьбы». «Хорошие матери» в материнском мифотворчестве испытывают блаженство, жертвуя собой и после смерти
[38].
Сообщения средств массовой информации, педагогический и медицинский дискурсы, государственные политики, рынок труда, произведения культуры и искусства с детства объясняют моим современницам, кто мы, что для нас хорошо и как этого достичь: «хорошие женщины» хотят быть «хорошими матерями». Счастье «хорошей матери» — в заботе о членах семьи. Чувства вины и стыда за несоответствие нереалистичным стандартам становятся важной мерой репродуктивной стимуляции и одновременно регулируют институт бесплатной заботы о тех, кто нуждается в уходе.
Выразительный образчик материнской идеологии, приписывающей неоплачиваемому женскому труду значения потребности, удовольствия и счастья, например, представлен в статье 2012 года, рекламирующей игрушки для девочек
[39], несколько цитат из которой я приведу и прокомментирую:
…Многие мамы уже привыкли, что их дочки постоянно вертятся с ними на кухне: помогают сервировать стол, мыть посуду (пусть и не всегда без жертв), стараются поучаствовать в готовке… И это прекрасно: значит, вы сами замечательная хозяйка, чей пример заразителен, раз ваш ребенок хочет вам подражать…
Автор статьи создает реальность, в которой интересы «хорошей мамы» и «хорошей дочери» сосредоточены вокруг хлопот по хозяйству. Ответственность за бытовое обслуживание домочадцев, вменяемая женщинам, преподносится как увлекательное приключение, полное разнообразных творческих задач:
…Если же ваша дочка больше предпочитает роль заботливой мамы, чем хозяйки, то она наверняка будет в восторге от интерактивной куклы-младенца, которая умеет ворчать, сопеть, чихать, бормотать, плакать, смеяться, издавать звуки сосания при кормлении из бутылочки и говорить «мама» и «папа». Для полного погружения дочери в мир забот ухода за младенцем вы можете приобрести игрушечную колыбельку, легко превращаемую в пеленальный столик, и специальную ванночку для купания с полным набором всех сопутствующих аксессуаров…
Представляя домашний труд набором захватывающих альтернатив, автор статьи, тем не менее, не скрывает манипулятивной природы своего послания, открыто приглашая потенциальных потребительниц навязывать дочерям обслуживающую функцию, представляя ее как женскую потребность. Попутно обнажается процесс принудительного конструирования сексуальной идентичности — заинтересовывать девочек в выполнении «женских обязанностей» рекомендуется стимулирующей идеей награды за труды мужским вниманием:
…Вы хотите, чтобы ваша дочь уже с малого возраста развивала в себе любовь к дому и воспринимала домашние обязанности не как нечто тяжелое, а как увлекательную игру, способную доставлять удовольствие? Тогда образовательно-стимулирующие игрушки — это то, что вам нужно. Ведь именно они помогут вам воспитать в вашей малышке лучшие женские качества, перед которыми в будущем не устоит ни один принц!..
Так, небольшая цитата из рекламной статьи отражает воспроизводство социальных позиций, привязанных к полу/гендеру. Разнообразие субъективностей низводится до двух, противопоставляемых друг другу групп — девочек и мам, которых обязуют выполнять рутинный семейный труд, и мальчиков и пап, от него освобожденных. Однако любопытно, что текст, навязывающий традиционалистское разделение гендерных ролей, сам же патриархатный миф и разоблачает, показывая, что обслуживающая миссия не является вожделенным выбором или природным качеством — она прививается. Романтизируя материнство как опыт бесконечного блаженства, доминирующая идеология делает невидимой будничную сторону материнской работы с ее бессонными ночами, усталостью, хандрой и раздражением. Но положение матерей, несущих основное бремя заботы о детях, от этого не становится легче, о чем чуть позже расскажут мои собеседницы.
