— Не шевелись, — закричал ему тот, доставая из кармана складной нож и открывая его. — Не двигайся, слышишь.
Никитин послушно ждал, вися над обрывом и следя глазами за Андреем. А тот, взяв нож в зубы, подпрыгнул, схватился за ближайшую ветку, подтянулся и полез на следующую, обхватив ствол руками. Ноги его в кроссовках крепко упирались в основание ветвей, и Андрей лез, как по лестнице, пока не оказался чуть выше Никитина. Тогда он присел и полез от ствола, схватившись за ветвь обеими руками, потом повис, подтягивая ее к Никитину, взял изо рта нож, держась за ближайший сучок уже одной рукой, и всей тяжестью пригибая его вниз.
— Держи. Осторожнее. Хватайся, — говорил он с придыханием. — Уцепился?
— Да.
— Теперь держись.
Андрей снова сжал зубами рукоятку ножа, уперся ногами в нижнюю ветвь и по обезьяньи перескочил на нее, почти бегом возвращаясь к стволу, нагибаясь и дотягиваясь до того обломанного сука, на котором висел Никитин. Теперь, когда ткань так натягивалась, было видно, что она треснула по шву, и обломок ветки прошел между надпоротым воротником и задней частью, зацепившись за подкладку.
— Держишься? — Андрей завис с ножом наготове.
— Да.
И Андрей просунул острие в шов и с силой полоснул лезвием по ткани. Вскрикнув, Никитин повис на руках на той ветви, которую ему просунул Андрей, качнулся от рывка, и стал болтать в воздухе ногами, пытаясь перехватить ветку ближе к стволу.
— Сюда, сюда, — Андрей схватил его за рукав. — Держись. Наступай сюда. Иди за мной.
Уже уверенно обогнув ствол, Андрей спрыгнул на землю, всю в опавшей листве и сухой траве, присел, выпрямился и отступил, уступая место.
— Валяй, мент, приземляйся.
Никитин последовал за ним, но неудачно, потому что у него онемели ноги. Он попал на одну правую ногу, тут же упал на бок и схватился за щиколотку, коротко вскрикнув.
— С приездом, мусор. Ты что, в детстве занимался парашютным спортом?
— Я кажется подвернул ногу. Андрей, помоги вправить.
— Да, обезьяны не были в числе твоих предков.
— Андрей, прошу тебя, — Никитин посмотрел на него, медленно краснея от сдерживаемой ярости.
Коренев стоял и смотрел на него, сидящего, с высоты своего роста.
— Ну, помоги. Не стоит сейчас сводить счеты.
— Знаешь, мент, я вот все думаю, а как бы ты разговаривал со мной на допросе? Я уже побывал под таким прессом.
— Андрей, тебе ведь тоже будет трудно одному.
Коренев молча смотрел на него и лицо его ничего не выражало. Так и не сводя с Никитина глаз, он стал отступать, пятясь, потом картинно повернулся и пошел от него, вразвалочку и неторопливо. Никитин молчал за его спиной. Отойдя метров на пятьдесят, Андрей остановился и повернулся. Никитин продолжал сидеть, схватившись за ногу. Тогда Андрей полез в карман за пачкой сигарет, уже изрядно опустевшей и помятой.
Никитин продолжал сидеть, даже не поднимая глаз. Он успокаивался, и краска постепенно сходила с его щек. Андрей курил и смотрел на него, но не испытывал уже прежнего куража от вида его слабости. Сочувствие уже готово было шевельнуться в его груди, и Андрей усердно глотал дым и плевался, чтобы заглушить его.
Наконец Никитин пошевелился, поднялся, стараясь опираться только на здоровую ногу, сделал один падающий шаг, и его словно подрубили. Лежа на боку и держась за больную щиколотку, он старался сдержать крик, потом перевел дыхание и ползком стал возвращаться к дереву и к обрыву.
Андрей, не поняв его, стал быстро возвращаться.
Никитин же, опершись плечом о ствол, протянул руку и, достав обломанную при падении ветвь, с силой ее дернул. Ветвь поддалась, и от больно покарябали Никитину щеку. Андрей остановился на полушаге, следуя за ним, хмыкнул и качнул головой. А Никитин, сев, стал обламывать с ветви сучки. Это было не легко, он трудился, тяжело дыша и обдирая пальцы в кровь.
Андрей уже в открытую усмехался, со вкусом затягивался и сплевывал под ноги, и чем чаще он это делал, тем чаще у Никитина срывались от злости пальцы, и он обдирал руку о неподатливую древесину. Наконец Никитин закончил, оставив лишь наверху пару не до конца обломанных сучков. И тогда он упер получившуюся палку в землю, схватился другой рукой за ствол дерева и, весь напрягшись, поднялся на одной ноге. Вторую он согнул в колене, как искалеченная собака, уперся палкой в землю покрепче, засунул ее себе под мышку и сделал первый шаг.
Андрей попятился, продолжая наблюдать.
Никитин перевалился на палку всей своей тяжестью и прыжком последовал за ней, отдышался, перенес палку вперед, опять прыгнул.
— Кузнечик, — пробормотал Андрей презрительно, повернулся и медленно, словно на прогулке, пошел вперед. Он слышал, как Никитин, тяжело прыгая, передвигался сзади и этого было достаточно, чтобы не чувствовать себя одиноким.
Впереди дорогу пересекала трещина и через нее кто-то перебросил тонкий ствол молодого тополя. Андрей остановился перед ним, наступил ногой, покачал, заглянул вниз.
— Метра три будет. Мелочи, — вслух пробурчал он, не думая, оглянулся и быстро перешел на другую сторону.
Там он отступил подальше и остановился, глядя, как к этому месту приближается Никитин со своим самодельным костылем.
— Давай, давай, — крикнул Андрей, — прыгай с разбега.
Никитин остановился возле бревна и стоял, слегка раскачиваясь и сжимая губы. Он снова начал краснеть, теперь уже от напряжения.
— Давай, чемпион, покажи класс, — продолжал веселиться Андрей, снова доставая из кармана сигареты.
Никитин матюгнулся вполголоса, отступил и повернулся, наваливаясь на костыль.
— Ты куда? — Андрей внимательно следил за ним, разминая в руке сигарету. — Эй, путешественник?
— Пошел ты, — Никитин стал передвигаться, подпрыгивая и наваливаясь на костыль, вдоль трещины.
— Ты еще эскалатор поищи.
— Поищу.
Андрей не услышал, он прикурил от зажигалки, затянулся и, оглядевшись, подошел к ближайшему камню. Сев на нагретую солнцем поверхность и слегка ссутулившись, Андрей стал курить и изредка поглядывать, как ковыляет тот, кого он называет мусором, его вечный враг и преследователь. Ветер смягчился, только слегка трепал волосы и обвивал лицо. Андрей чувствовал себя примиренным со всем и со всеми. Он конечное, много потерял, но он жив, и он на свободе. Андрей бессознательно улыбался, подставлял лицо ветру, и ни о чем не думал, только блаженно жмурился. В конце концов, его-то ноги остались целые.
— Черт, — наконец сказал он, словно проснувшись, выпрямился и огляделся.
Никитина нигде не было.
— Ё-моё, — Андрей, не понимая, говорил с собой вслух.
Он поднялся и оперся одной ногой в камень, глядя по сторонам. Трещина тянулась от обрыва до почти отвесной скалы, но Никитина нигде не было.
