— Все, поехали, терпи, братан.
Никитин закусил губу.
Андрей сдвинулся с места тяжело, пошел, покачиваясь и крепко сжимая предплечье и бедро Никитина.
— Вот здесь. Полежи покуда.
Он осторожно опустился на корточки и, согнувшись, помог Никитину сползти на камни.
— Сиди, отдыхай. Вот он, завал, — Андрей осветил фонарем камни. — Что? Плеер берет?
— Нет.
— Пробовал?
— Да.
— Ну и ладно. Ты давай только не молчи. Ври что-нибудь умное.
— А что именно?
— Да хоть уголовный кодекс цитируй.
— Пошел ты.
— Бай! Как ты заговорил.
— Хватит задираться, Андрей.
— Ладно, просто трави что-нибудь, чтобы не скучать.
Никитин молча кивнул, не подумав, что находится в полной темноте.
Андрей уже не смотрел на него. Он перекатывал, сдвигал камни, свистел и перебрасывался с Никитиным короткими фразами. Постепенно завязался разговор. Никитин стал рассказывать Андрею про маленького Андрюшу, как он растет, как ходит, говорит, бегает, рисует, падает, смеется. Андрей слушал спокойно, перебивал короткими замечаниями. Поговорили они потом и про Иру, и про Олега. И наконец в завале образовалась большая сквозная дыра.
— Что, братан, рискнём? Была бы веревка, — как ни в чем не бывало, стал прикидывать Андрей.
— Зачем?
— Нить Ариадны, типа. Помнишь мультфильм.
— А что нам здесь терять?
— Тоже верно. Продуктовый склад мы что ли бросаем. Пошли?
— Поможешь встать?
Андрей пристально посмотрел на него.
— Ну ты, братан, прямо в натуре…
Он подошел к нему и присел.
— Лезь на горб.
— Да я сам попробую.
— Лезь, сказал. Скромник какой.
Через завал Никитин переполз сам, с огромным трудом. Поломанная нога его страшно распухла, и Андрей заботливо развязал и снова затянул палки, чтобы не нарушилось кровообращение. Болела нога уже меньше и не острой болью.
Они с Андреем, отдыхая, вспомнили все случаи искалеченных ног и даже у животных, попавших в капкан. Они часто отдыхали, сидели, говорили много и по-дружески. Пробираясь вперед по естественному туннелю, Андрей заметил в сплошной скале трещину.
Оставив Никитина, он пролез в нее, и вскоре тот услышал его крик.
— Андрей, — Никитин весь напрягся, приподнимаясь. — Андрей!
Тот вбежал, протискиваясь боком.
— Слышь, братан, щель только что открылась, там и пыли нет. И вода течет, сечешь? Вода! Братан!
Он стал поднимать Никитина под мышки, держа его почти навесу…
Вода растекалась по каменистому полу, и людям, мучимым жаждой, сам звук ее казался райской музыкой.
— Где-то подземная река, слышишь?
— Или озеро.
— Какая разница?
— Никакой.
Река текла чуть дальше, образуя широкую пойму, и когда Андрей, опустив Никитина на берегу, осветил все вокруг, они увидели прозрачную воду и обилие рыб, плавающих в ней. Рыбы были какие-то блеклые, толстые, ленивые и совсем не реагировали на свет фонаря.
— Они слепые, — напившись и наблюдая, проговорил Никитин.
— Тем лучше.
С лица Андрея, разбитого и синего, капала вода, но выглядел он победителем.
— А сырую рыбу едят? — спросил он.
Никитин протянул руку, погрузил ее в воду, но поймать рыбу не смог, только неловко стронул ногу и застонал.
— Наверное, едят. Не отравимся же мы.
— А отравимся, плакать некому.
Андрей беззаботно стал раздеваться.
Рыба оказалась костлявой, и пахло от нее аквариумом. Наевшись и вытянувшись в полной тьме, мужчины заснули, съежившись и прижавшись друг к другу как можно теснее.
Никитин проснулся, одетый сверху летной курткой. Андрей насвистывал, и его фонарик плясал где-то вдалеке. А когда он вернулся, то увидел, что Никитин, раздетый по пояс, сидит на краю каменного берега.
— Ты что?
— Да обмыться хочу, ты-то искупался.
— Смотри, не простынь, вода ледяная. Я ко всему привык.
— И я привыкну.
— Тоже мне, морж. А там, между прочим, свет.
— Что?
— Свет, братан, понимаешь? Мы вчера его не видели, потому что была ночь.
Никитин торопливо обмылся и стал натягивать рубашку.
— Мобилку мою не раздавил? — спросил Андрей, берясь за куртку.
— Вроде нет. Посмотри.
Андрей только беззаботно махнул рукой.
— Давай-ка, одевайся, быстрее.
У Никитина подрагивали и срывались руки. Он торопился, засовывая их в рукава пиджака. Андрей присел, на этот раз уже лениво и поднял Никитина на спину. Фонарик он привесил к брючному ремню, поправил его, подтянул Никитина повыше и пошел, покачиваясь, вдоль подземной реки. Свет от фонарика плясал впереди него. Он, яркий вначале, мерк, и другой свет постепенно затмевал его. Свет, к которому стремится все живое, лился, звал, манил и начал слепить, когда Андрей разжал руки, сбрасывая ношу, и бегом сорвался с места.
Никитин сдержал стон, когда ударился о землю. Приподнявшись на руках, он попробовал опереться на вывихнутую ногу. Распухшая, она болела не так сильно. Потом он перенес на нее тяжесть тела, подтянул вторую и стал подниматься, цепляясь за неровную каменную стену. Подняться он сумел, но едва оперся на поломанную ногу, как тут же снова упал от резкой костной боли. Тогда он, закусив губу, пополз. Полз он, обдирая колени и руки, устремляясь только вперед, к спасительному свету. И свет залил его, обрисовав на полу своеобразную арку.
А впереди высились скалы, везде вокруг — одни скалы, и река снова уходила в них, скрываясь в мертвом граните. Андрей сидел у каменной стены, согнув колени и усердно обгрызал на пальцах заусенцы.
— Приехали, братан, — сипло проговорил он, уставившись на скалу. — Мы уже в аду. Ты не заметил? Это же чистилище.
Никитин испугался одного его тона. Он сел, подтянув ноги.
— Андрей… Слышишь, Андрей. Все не так плохо. Здесь просто треснула скала. Там, дальше…
— «Дальше» — нет. Я же сказал, это другой свет. Бог дал нам его для размышления и покаяния.
Глаза у Никитина слезились на ярком свету, но он все равно увидел, как трясется, прыгает рука Андрея, пальцы которой тот нервно грыз. Тогда Никитин закрыл глаза и тяжело привалился к нагретому камню. Он чувствовал то же, что чувствует загнанный зверь, или, вернее, зверь, оказавшийся в ловушке, из которой нет выхода. И Никитин смирился, думая только, как трудно придется его семье.
