— Это все из-за меня. Это меня Бог так наказал. Я сильно согрешил в жизни, — голос Андрея трясся, как и его рука. — Я забыл Бога, стал мусульманином…
— Что? — Никитин широко раскрыл глаза, ожидая всего, только не этого.
— Ну да. Мне сделали обрезание, Костя. Еще тогда я подумал, что это мне так просто с рук не сойдет, и вот тебе, пожалуйста.
— Ты что, в религию ударился?
— Да не во что я не ударился. Просто жил среди них. В Лашкаре. Слышал про такой город? Лашкаргах, если по пушту.
— Где?
— В Афгане. На границе, в штате Гильменд. Там раньше военный гарнизон стоял при шахе. Потом американцы город отстроили по-своему. Там, знаешь, улицы широкие, и дома из кирпича, не так, как в других городах. Я им там оружие перекупал. Они мне и паспорт Силенда сделали. Сам знаешь, как их сейчас прижимают в Европе. А я — белый. Вот и стал бизнесменом… типа. А что, платят хорошо. Разница вся мне шла. Очень неплохие бабки. Сейчас я бы уже, знаешь, как при деньгах был, если бы в кабалу не попал к шейху. А Дадахон мне дом подарил, там дорогой район.
— Дадахон — это имя?
— Нет. Это я его так назвал. Он мне обрезание сделал, женил потом. Эх, пропала моя душа. Я и Аллаха обманул, и от Бога ушел, нет мне теперь спасения.
Андрей зажал лицо обеими руками и так и застыл, изредка только покачиваясь. Никитин сидел, откинувшись к скале и разглядывал небо с нависшими сизым облаком, почти что лежавшим на отроге дальней вершины.
Горы, скалы и ничего живого. Ни мураша, ни мухи, только голые камни. И рябая бегущая вода.
У Никитина стало отъезжать сознание, когда он перевел взгляд на реку. Он словно отплывал, покачивался вслед за водой и бессознательно стал раскачиваться сам. Солнце пригревало камень вокруг, и Никитин плыл, плыл.
— Костя!
Вздрогнув, Никитин очнулся. Он сел, и летная куртка сползла с его плеч. Андрей стоял над ним и щурился.
— Там ход в глубину. Давай-ка, поднимайся, попробуем пойти за рекой. Должна же она выйти на волю.
— Да… Сейчас. Знаешь, Андрей, я, пожалуй, уже могу сам ходить. Только костыль бы.
— Где я тебе его возьму. Давай, опирайся о мое плечо. Поднимайся.
От прошлого раскаяния Андрея не осталось и следа. Он снова видел перед собой цель и стремился к ней. Он перекинул руку Никитина через плечо и поволок его, нисколько не соизмеряя шаг больного человека со своим торопливым шагом.
Никитин был уже близок к обмороку от бесконечной боли, когда Андрей остановился и тяжело привалился к стене, придерживая товарища за плечи.
— Все, падай. Дальше я сам посмотрю.
Никитин и не заметил, как тьма вокруг снова сгустилась, свет фонарика исчез за поворотом. Он сел удобнее и, не думая, вытащил из кармана плеер. Сначала он нащупал потерявшими чувствительность пальцами кнопки и включил фонарик, потом, жалея батарейку, выключил его и, довольствуясь светом сигнальной лампы, вставил в уши наушники. Сначала там была тишина, потом, когда стал переключать каналы, мембрана ожила и зазвучал треск, потом опять тишина. Со вздохом Никитин отключил эту игрушку для взрослых, сложил наушники в кулак, но аппарат не убрал, так и оставив в руке.
Ждал он долго. И наконец услышал топот и покашливание. Потом вывернулся синий луч.
«Уже синий, — подумал Никитин. — Значит фонарик на первой зажигалке перегорел».
— Эй! — крикнул Андрей, щупая лучом стены.
— Я здесь.
Андрей бросился к нему бегом, и луч, мечась, стал быстро приближаться, пока не ударил ему в глаза.
— Давай, в темпе, поднимайся, — Андрей безумно оглянулся, будто за ним гнались.
— Что-то случилось?
— Нет, ничего. Опирайся на меня.
Андрей нетерпеливо переминался, поддерживая товарища.
— Ты нашел выход?
— Ни черта я не нашел. Давай, давай, надо топать.
Держа его на весу, Андрей пер, как танк, тяжело дыша и отдуваясь.
Приостановившись не на долго, он осветил каменную стену на противоположном берегу реки.
— Что ты ищешь?
— Тут был проход. Где-то тут. Ага, вот он. Все, прибыли. Надо перебираться на ту сторону.
— Подожди, Андрей…
— Да тут мелко.
— Нет, я не об этом. Лучше, может быть идти за рекой? Она нас выведет к выходу.
— Я не хотел говорить, Костя. Выход завален. Там ниже. И течение слабое. Вода копится. А потом выйдет из берегов. Представляешь, что тогда будет?
— Мы — как крысы в ведре.
— Похоже. Давай. Видишь, как она поднялась? Осторожно, здесь скользко.
Андрей поддерживал его изо всех сил, когда они входили в воду. И все-таки Никитин вскрикнул и чуть не упал.
— Держись.
— Лед вода.
— Ну да. Держись.
Реку они переходили тысячу лет, скользя и удерживая равновесие. Вытащив Никитина на отлогий берег, Андрей шумно вздохнул и тряхнул головой.
— Ничего, — сказал он, оглядываясь. — Там выше пойдет.
Он обернулся и скользнул синим лучом по реке.
— Видишь теперь, что вода уже до стен расползается. Вот так-то. Если мы не найдем выхода, все, считай, утопленники.
— И все-таки она куда-то уходит, — проговорил Никитин, приготовившись идти, но снова оглядываясь на полнейшую тьму. — А то бы давно все затопило.
— Может внизу есть какие трещины. Ладно, это не важно.
Он снова поволок Никитина, протискиваясь вместе с ним в узкий проход и пригибаясь. Никитин не был готов, что потолок здесь низкий и больно стукнулся головой.
— Осторожно, — кратко бросил Андрей, продолжая тащить его за собой. — Все. Тут только ползком. Дуй сам.
Никитина отпустили, стараясь, чтобы он сполз мягко. И встав на четвереньки, тот сделал первый собачий шаг. Продвигаясь так, Никитин чувствовал перед собой Андрея, рукой едва не касаясь его кроссовки, но постепенно тяжелое дыхание стало отдаляться, и синий свет фонаря впереди начал меркнуть.
— Давай, я тушу фонарь. Один уже кончился, надо экономить, — прошептал свистяще, Андрей, замирая где-то впереди.
И фонарь окончательно потух. Все погрузилось во тьму.
Никитин полз в этой темноте и уже не знал, чье шумное горячее дыхание окружает вместе с тьмой: его или его друга, и даже силы не было позвать Андрея, окликнуть или что-нибудь спросить.
Вот наконец он словно споткнулся, коснувшись рукой чего-то более теплого, чем камень. Ощупью он тронул джинсовую ткань и кожу кроссовок.
— Передохни, — проговорил впереди голос Андрея. — Считай это привалом.
