Какое-то время Малыша мотало и выворачивало. В периоды затишья мы хором его утешали, но в каком-то хаотичном режиме рвота накатывала снова и снова. Малыш в отчаянии хватался за живот, болезненно сгибался над тазом. Я гладила его по голове и методично поила раствором.
Ближе к вечеру наметился просвет, и мы облегченно вздохнули: с последнего приступа прошло тридцать минут.
Антон покачал головой, посмотрел на часы:
— Нужно позвонить Лешикам, сказать, что не приедем.
— Не нужно звонить, — я кивнула на повеселевшего Малыша, — поезжай в ресторан, поздравь Леху, вручи подарок и возвращайся домой. Пара — тройка часов ничего не изменят.
— Ты уверена?
— Будь на связи. Следи за телефоном.
— Ладно, я только туда и обратно, а вы тут будьте молодцами!
— Объясни там ситуацию!
— Все сделаю, как надо, — сказал Антон и заспешил в гараж.
— Передавай привет Лешикам!
— Конечно, передам!
Лешиками я называла наших новых приятелей, Леонида и Юлю Алехиных. Год назад ко мне на премьеру пришла симпатичная пара с девочкой лет десяти. Спектакль понравился, Алиса в главной роли произвела впечатление, и амбициозная Юля решила во что бы то ни стало сделать из дочери звезду. Мы познакомились, разговорились, и тут выяснилось, что у нас много общего: взгляды на жизнь, на театр, на чужих мужей.
Леонид, Юлин муж и депутат Московской думы, занимался политикой, верстал забавные законы, пощипывал бюджет и потихоньку скупал недвижимость. Ребята жили на широкую ногу, гуляли весело, с размахом. Юля готовила чудесный плов, а Леха был мастером по части кальяна.
День рождения Лехи считался событием номер один: на яхте собирались сливки общества, и Антону не терпелось попасть в круг избранных, задружиться с думой. Малыш разболелся так не во время — ускользал верный шанс наладить связи. Я понимала, как важно для Антона появиться на яхте именно в этот день, вручить подарок, познакомиться с нужными людьми. В конце концов, — думала я, — можно в любой момент раскланяться и удалиться.
Антон выехал из ворот, мигнул мне фарами и лег на крыло. Я помахала ему рукой и вернулась в детскую, где Алиса развлекала Малыша фокусами из новой книжки.
Целый час мы играли, читали, смотрели мультяшки, но Малышу становилось все хуже. Еще через час прибыла неотложка. Сухая древняя бабулька прошаркала в ванну, вымыла руки, изучила флакончики, баночки, плитку, форсунки и краны, потом прошествовала в детскую, помяла Малышу живот, послушала легкие, простукала спину, заглянула в горло и, как результат, выдала все тот же стандартный набор.
После ее отъезда я позвонила Антону. На том конце было шумно: гремела музыка, народ смеялся, перекрикивал друг друга.
— Ну что, отпустило?
— Боюсь, что нет. Ты Леху поздравил?
— Поздравил и Леху, и Юльку, объяснил ситуацию. Сейчас поговорю с мужиками и сразу же перезвоню.
— Да уж, перезвони! И долго не рассиживайся! — попросила я, — Будешь звонить, выбери место потише, а то тебя совсем не слышно.
— Договорились!
И Антон повесил трубку.
Я вернулась в детскую. Состояние Малыша, мне совсем не понравились: его явно лихорадило, под глазами залегли тени, носик заострился. Я померила температуру, оказалось 38. Плохо дело! Я обтерла Малыша, дала ему попить, но вода не усвоилась. Никуда не годится! Что происходит? Терапию провожу аккуратно, советы врачей выполняю, а ребенку все хуже и хуже. Через пятнадцать минут градусник показал 39,5, я обтерла Малыша водкой и позвонила Антону.
— Срочно домой! У Малыша жар и рвота!
— Сейчас не могу! — донеслось из трубки.
— Что значит, не могу?
— Мы тут обсуждаем важные дела, — беззаботно ответил Антон.
— Какие могут быть дела, важнее сына? К тому же, вы слишком пьяные для умных разговоров.
— А чем я могу вам помочь? — задал Антон страшно мудрый вопрос.
— Ты в своем уме? — закричала я, — Ты нужен здесь. Нам плохо, нам страшно, в конце концов!
— От меня сейчас мало толку, — устало промямлил Антон, — и за руль мне нельзя.
— Да черт с ним, с рулем, просто приезжай! — взмолилась я.
В это время в трубке загремела музыка, зазвучал смех, и голос Антона потонул в общем гаме.
Я набрала еще раз, но услышала шум, треск и невнятное бормотание.
В сердцах я швырнула мобильник на диван, но тут же подняла его и набрала 03.
Бригада явилась минут через двадцать. Врач осмотрела Малыша, пощупала живот и покачала головой:
— Срочно в больницу. Похоже на острый панкреатит.
— Это опасно?
— В вашем возрасте все опасно. Амбулаторно мы его не вытащим.
— Меня с ним положат?
— Положат, только на одну кровать.
Была уже ночь, когда машина въехала во двор знакомой клиники. Малыш лежал у меня на коленях и вяло конвульсировал пустым желудком.
В приемной стоял полумрак. Амеба в коротеньком белом халате окинула нас равнодушным взглядом и указала на кушетку:
— Садитесь, сейчас позвоню насчет мест.
Несколько минут она терзала циферблат, потом встала с места и надолго исчезла в глубинах отделения. Появилась с лицом, еще более заспанным.
— Берете или нет? — врач скорой помощи едва скрывала раздражения, — Мы держим машину из сочувствия к ребенку. Если у вас нет мест, мы поедем на Филевскую.
— Берем в инфекцию, — ответила девица апатично и уплыла в соседний кабинет.
— Нам пора, — вздохнула врач, — у нас еще вызовы.
— Спасибо! — улыбнулась я болезненно — новый приступ скрутил ослабевшее тельце Малыша.
Минут через пять появилась амеба, она сунула Малышу градусник, ткнула пальцем в горшок:
— Мочу на анализ! — и села заполнять бумажки.
Когда с бумажками было покончено, амеба вызвала детину в камуфляже:
— Отведи их в инфекцию!
Пятнистый дождался, пока я одену Малыша, вышел из здания, зашагал в темноту. Мы побежали за ним через двор, но сделав несколько шагов, Малыш пошатнулся и рухнул на снег.
— Ну, что же вы смотрите! — крикнула я, — Возьмите хоть сумку!
Бравый молодец подхватил мою сумку, я подняла Малыша и понесла его к строению с табличкой «Инфекционное отделение».
Дежурный врач, благослови его Господь, тянут не стал: осмотрел Малыша и отправил в палату:
— Занимайте свободную койку. К вам сейчас подойдут.
— Будем пить растворы?
— Нет, будем капать.
— Утром?
