— Алиса, остаешься с Малышом!
— А ты куда?
— В Москву. Через час буду дома.
Парочка шальных седанов прошелестела в сторону области, и трасса снова опустела. Новая Рига свернулась в тоннель, просвистела белесыми тонкими струями. Тоннель закончился, и навалился город.
Я въехала на третье кольцо, с него спустилась на Кутузовский проспект.
Москва спала, придавленная снегом. Заблудший автобус лениво скользил по проспекту, чумазая шестерка шныряла в поисках клиента, Бородинский мост тонул в снегу, шпиль высотки терялся во мгле, и только могучий фасад плыл навстречу бесцветным исполинским кораблем. Я снова набрала Антона:
— Ты собираешься домой?
— Уже одеваюсь.
— Я жду тебя у входа в ресторан.
Они появились минут через пять, оба сильно навеселе.
Леха чмокнул меня в щеку, ткнул пальцем в циферблат и жестом подозвал водителя.
— Ты что тут делаешь? — спросил Антон.
— Тебя встречаю.
— Ну — ну, — ответил он и сел в машину.
До самого дома он не проронил ни слова, также молча поднялся к себе в кабинет и плотно прикрыл за собой дверь.
Была поздняя ночь, когда он прошествовал в спальню и, не включая свет, улегся на кровать.
— Зачем тебе понадобилось караулить меня у ресторана? — спросил он хрипло.
— Я просто отвезла тебя домой. Никто тебя не караулил.
— Ну, кто тебя просил? Ты меня жутко подставила!
— О чем ты говоришь? — я поднялась, включила свет.
— Я говорю о том, что Леха мог быть не один.
— Так он и был не один!
— Он мог быть с женщиной!
— Постой, а зачем он таскает любовниц на деловые встречи?
— Если чего-то не знаешь, молчи! — мрачно заметил Антон. — Это была дружеская встреча. Теперь он будет знать, что мне нельзя доверять. Ты разрушила мой бизнес!
— Какой у тебя жалкий бизнес, если его так просто разрушить! И все из-за такого пустяка!
— Это не пустяк — это жизнь, — зло произнес Антон.
— Ну, хочешь, я позвоню Лехе, извинюсь перед ним?
— Спи, ты уже сделала все, что могла, — и Антон отвернулся к стене.
Неделю мы почти не общались: только общие фразы и невнятные конструкции, заменившие нам речь. Мои силы таяли на глазах. Я уже не понимала, где истина, где ложь, как веси себя, чтобы не раздражать и без того угрюмого супруга. Алиса пыталась нас помирить, но отчаявшись, тоже умолкла. Дом погрузился в тишину, даже Малыш затих, не смея нарушить этот мрачный обет.
Но вот Антон заговорил:
— Звонила мать, приглашала на Рождество.
— Ехать обязательно?
— Не обязательно, тем более, там будет Лера.
Я заметалась, не зная, что решить. Ехать к свекрови и встречаться там с паскудной Лерой не хотелось до судорог, с другой стороны, забрезжил шанс наладить отношения с Антоном, представить Малыша родне. Все эти годы родню заменяла моя развеселая мать, а встречи с ней всегда кончались одинаково: травмпункт — разорванное ухо, ожог — травмпункт, травмпункт — пробитый череп… А как-то раз, наша старушка, знатный педагог, решила наказать Малыша за провинность и бросила в парке совсем одного. Домой наш Малыш пробирался по темным аллеям, через парк, через стройку, сквозь проезжую часть. Лифт Малыша не повез, в виду его малого веса, и пришлось ему карабкаться по грязной темной лестнице, по головам бомжей и алкашей.
Эллу Ильиничну внук интересовал мало, но реальность такова, что бабушки, хорошие — плохие, ребенку все-таки нужны. Следовало лишь контролировать процесс и не давать добрым старушкам укокошить Малыша. К тому же Лерина дочь Малышу приходилась родней, незнакомой, чужой, но родней.
Я посмотрела Антону в глаза и, не найдя там поддержки, робко предложила:
— Давай все-таки съездим. Поздравим свекровь, посидим за столом…
— Поздравим ее в другом месте, — перебил Антон.
— В другом, это как?
— Сходим с ней в ресторан.
— А смысл?
— Смысл в том, что я не хочу появляться в этом доме и видеть всех этих людей.
— Послушай, — возразила я мягко, — нас приглашают вместе с Малышом. В конце концов, ему пора знакомиться с родней.
— Как хочешь, но мне эта затея не нравится.
— Да что нам грозит? — подытожила я, — Ну, не сложится — встанем, уйдем. Никто силком держать не будет.
И тут раздался тихий голос:
— Я с вами не поеду! — в дверях стояла бледная Алиса.
— Почему? — от неожиданности мой голос дрогнул.
— Потому что не хочу иметь дела с этими придурками.
Я зашипела:
— Что ты говоришь!
Антон напрягся, но промолчал.
— Вся эта семейка — сплошные придурки! — закричала Алиса, от отчаянья сделавшись красной.
— Замолчи! — я схватила дочь за руку.
— Нет-нет, пусть говорит! — вступил Антон, — Придурком меня еще никто не называл.
— Она не тебя имела в виду!
— Я еще в состоянии сам разобраться, — холодный голос Антона не предвещал ничего хорошего. — Ну, продолжай! — обратился он к Алисе.
— Нечего продолжать: и ты, и все твои родственники совершенно извели маму. У нее больше нет сил, а вам все мало! Ты думаешь, я не вижу, как ведет себя твой Эдик, когда бывает у нас: я для него — только прислуга, а маму он просто презирает. Твоя Элла Ильинична всю жизнь на маму смотрит, как на врага, думаешь, я этого не замечаю! Думаешь, не слышу, как сам ты кричишь на нее с утра до ночи? Сколько еще она сможет терпеть и тебя, и твоих замечательных родственников! Разве это нормально, когда человек плачет по ночам, когда у взрослой женщины единственный друг — пятилетний малыш! За что вы ее наказываете? Что она вам сделала?
Из глаз Алисы брызнули слезы, ее кулачки затряслись, подбородок задрожал, затравленным зверьком она попятилась к стене.
Я схватила Алису в охапку, но тут голос Антона холодной волной накрыл нас обеих.
— Вон из моего дома! Чтобы духу ее больше не было! Пускай отправляется к бабке. Не желаю ее больше знать!
— Ты в своем уме? — закричала я, — Это же ребенок!
— Это уже не ребенок! — отрезал Антон, — А придурком в собственном доме я быть не намерен.
— И это все, что ты услышал? — слезы катились по моим щекам.
— Я услышал достаточно.
— Она никуда не пойдет!
— В моем доме ее больше не будет!
— Иди к себе в комнату, — шепнула я Алисе.
