— Давай пожарим картошки? — предложила я.
— Не хочу, — замотала она головой.
— Тогда одевайся, отведу тебя в кафе. Тебе надо поесть — я отодвинула стул, не давая ей приземлиться.
Десять минут спустя мы вышли в синеву июньского вечера: тоскующая неврастеничка с раздвоенной личностью и нимфоманка-суицидалка с дымящейся папироской.
Три дня я тянула Ритку из депрессивной ямы, потом махнула на нее рукой и с новым приступом тоски по Митьке купила билет до Черкасс. Аккуратно подсчитав баланс, я отложила деньги на метро, на постельное белье, на рейсовый автобус и поняла, что кормежку мой скромный бюджет не потянет.
Состав вздохнул, пару раз дернулся и тронулся с места. Как будто по сигналу все пассажиры расстегнули сумки, расстелили газеты… и в нос ударил запах свежих огурцов. Со всех сторон запахло курами, яйцами, зеленью и колбасой. Пожилая соседка, увидев мой голодный взгляд, протянула мне хлеб и куриную ножку:
— Покушай, покушай! — улыбнулась она, — У самой внук — студент, знаю, как вашему брату приходится.
От курицы мой организм пришел в блаженство: сытая улыбка расползлась по лицу, взгляд осоловел, голова налилась. Минуту я боролась со сном, еще минуту хлопала глазами, потом зевнула сладко и снопом повалилась в подушку.
Проснулась утром на подъезде к городу.
— Вставай, приехали! — сердобольная соседка сунула мне яблоко, закинула сумку за плечи и устремилась на выход.
Я выскочила из вагона, немного постояла на платформе, моргая и жмурясь от ярких лучей, потом стряхнула остатки дремоты и зашагала к автобусной станции. Два часа неспешной рейсовой тряски, пересадка на старый горбатый автобус — и вот за окнами знакомый до боли пейзаж.
Увидев меня, бабушка всплеснула руками, заохала:
— Ты чего такая худющая? Совсем не ешь? Папа себе желудок испортил и ты туда же? Забыла, чем дело кончилось?
— Да, бабуля, дело кончилось, — вздохнула я, — Сейчас переоденусь и схожу на кладбище.
— Сходи, обязательно сходи! Только я с тобой не пойду, вчера ходила, а сегодня не пойду — ноги болят, крутят с самого утра, — и деловито поинтересовалась, — Чего на ужин-то готовить?
— Да чего хочешь.
— Как это, чего хочешь? Питаться нужно по-человечески, а не чего хочешь!
— Тогда сделай мне вареников с вишней или с сыром.
— Сегодня налеплю вареников с вишней, а завтра сварю тебе борщ и наделаю котлет. Знаю, ты борщ не любишь, но первое есть будешь. У меня в погребе банки с огурцами, нести?
— Неси, бабуля.
— А варенье и компот?
— Не-а, не хочу.
— Может, ты чаю хочешь, вы все там чай пьете.
— Бабуль, угомонись! Я знаю, что у тебя нет чая — ты же травы пойдешь собирать! И кофе у тебя нет, только ячменный порошок, так что давай я молока попью.
И бабушка, довольная моим выбором, заспешила к погребу.
В тот вечер на столе меня ждала трехлитровая бутыль парного молока, миска отборной клубники и укутанная в полотенце кастрюля с варениками. Банка деревенской сметаны завершала мой скромный студенческий ужин.
— Чтобы все съела! — нахмурилась бабушка и погрозила мне пальцем.
— Ты только завтра не готовь! — взмолилась я, — Мне этого на месяц хватит!
— Завтра у тебя борщ с котлетами, — напомнила бабушка, — а вареники не оставляй — их доедать некому. Ты знаешь, у меня собаки нет!
— У бабы Евы есть.
— Я к Еве не пойду!
— Ну хочешь, я сама все отнесу…
— Не отнесешь! — упрямо ответила бабушка.
— А что случилось? Рекс подох?
— Да нет, живой. Мы с Евой поругались — уже полгода не разговариваем.
— Да как же вас угораздило? — ахнула я.
— Она совсем с ума сошла: свой дом переписала на золовку. Не хочет оставлять Карамзиным.
Я выпучила глаза и чуть не поперхнулась:
— А причем тут Карамзины?
— Боится, что Нинка заберет у тебя все наследство, — скривилась бабушка.
Я рассмеялась:
— На этот счет пусть не переживает: у матери такой оклад, что хватит на три жизни!
— Вот и я говорю, — гневно подхватила бабушка, — чтобы ноги ее здесь не было! Пускай живет теперь с новой родней!
Я пожала плечами:
— Могла бы завещать тебе.
— Оставить мне — значит оставить тебе, — устало произнесла бабушка и после недолгой паузы чуть слышно добавила.
— Я ведь после смерти Антоши хотела руки наложить. Уже решилась, а потом подумала: Антоша не простит, что бросила тебя одну. Так и живу теперь ради его дочери.
И бабушка горько заплакала, уткнувшись лицом в старенький фартук.
Поплакав, она захлопотала с посудой.
— Ты писала, что у тебя появился Митя. Что за Митя? Кто по национальности? Что за человек?
Я сунула в рот самую крупную ягоду.
— Митя — студент пятого курса, хороший парень из приличной семьи.
— Он учится вместе с тобой?
— Нет, Митька из другого института.
— Как же вы познакомились?
— Можно сказать, случайно.
И я рассказала бабушке про нашу с Митькой встречу, про все скитания и академ.
Бабушка выслушала мой рассказ, нахмурилась и покачала головой:
— Не знаю, может, тебе Митю Бог послал в утешение, но только зря ты ушла в академический отпуск — надо было учиться!
— Да не могла я учиться — сил не было!
— Силы всегда есть! — назидательно произнесла бабушка, и тяжело вздохнула, — Только бы взяли назад!
— На то он и академический, чтобы взяли назад.
— Ты учебу не бросай, а прожить я тебе помогу, — она полезла в шкаф, достала из-под одежды конверт, — Тут деньги тебе на жизнь. Сразу не трать! На какое-то время должно хватить.
Я замотала головой:
— Оставь себе, я проживу! Стипендии не будет, но и занятий тоже — смогу устроиться на работу…
— Это не последние! — перебила она и протянула мне конверт.
С утра пораньше бабушка отправила меня сражаться с вишней. Похоже, она всерьез взялась за мой откорм.
— Компоты с тушенкой поставим в коробку, — распорядилась она, — а яблоки и колбасу уложим в мешок.
Она окинула взглядом шеренги заготовок и покачала головой:
— Жалко машины нет, я бы картошки положила, капусты, огурцов. Хватило бы на всю зиму!
— Бабуля, я не довезу! — предупредила я.
