Мать вывела нарядную Алису, усадила на детское кресло и вручили стаканчик с кефиром, чтобы ребенок мог чокаться с гостями и набираться практики застолья. Окинув стол довольным взглядом, мы дружно разбежались кто — куда: я в ванную — красить глаза, мать в спальню — снимать бигуди. Не успела я накрасить левый глаз, как до меня долетел детский смех, а вслед за ним счастливый крик Алисы «Din-ner Ti!». Забыв про тушь, я бросилась на голос: Алиса пела и стучала кружкой по столу, капли кефира летели во все стороны, украшая нарядное платье снежинками жирных пятен, в центре стола сидела Тошка и, склонившись над блюдом, уписывала крабовый салат. Завидев меня, полосатая злодейка прижала уши, но не сбежала, а пригнулась пониже, стараясь побольше набить себе рот.
— Чудовище! — заорала я и запустила в Тошку тапком, — Убери свою грязную морду из моего салата!
Алиса захохотала во все горло, а Тошка спорхнула на пол и забилась под диван. Увидев следы вандализма, мать тихо ойкнула и опустилась на стул. Картина Тошкиного набега предстала во всем своем блеске: чисто вылизанные бутерброды, икра, размазанная по тарелке, кусок ветчины, свисающий из вазочки с грибами, салат, с воронкой от кошачьей морды. Все это больше походило на потухший кратер, чем на изысканный праздничный стол.
— Кажется, в банке осталась икра, пойду, нарежу ветчины, — мать вытерла счастливую Алису, собрала пустые тарелки, понесла их на кухню. Уже в дверях она обернулась:
— Хоть у Алиски праздник получился!
— Сегодня у нас на горячее блюдо от шеф-повара, — процедила я, заглядывая под диван, — тушеные кошачьи уши и хвост под маринадом.
Из поддиванной темноты сверкнули два зеленых наглых глаза, и сытый блеск в них отразил, что не видать мне горячего, как кошачьих ушей.
«Grüß Gott!»
Митька звонил раз в неделю, рассказывал о своей мюнхенской жизни, о работе и новых знакомых: о Бэрни, о Фредди, о Борисе Лизовски, молодом человеке, которого десятилетним пацаном родители вывезли из пролетарской геенны. Из Митькиных рассказов я узнала, что Борис успешно трудится на театральной ниве, а по вечерам занимается проституцией, сопровождая на прием пожилых баварских матрон, что родители Бориса уехали в Израиль, оставив сыну небольшую квартирку в престижном районе и наказ содержать ее в полном порядке.
— Я не пойму, что за компанию ты водишь? Твои друзья — актеры? — переспросила я.
— Да нет, актер и гей один Борис, остальные имеют свой маленький бизнес — нормальные ребята с правильной ориентацией, — начал оправдываться Митька.
— Ну, слава Богу. Как с работой?
— Тружусь на благо семьи, слежу за личной жизнью Бориса — он у нас тут вроде сериала: то буддистов приведет, то эпопею из жизни мюнхенских педерастов расскажет. Короче, телевизор можно не включать.
— А, может, лучше телевизор? — засомневалась я.
— Не напрягайся, он забавный, устраивает нам Unterhaltung — водит на свои спектакли.
— Не пристает?
— Он абсолютно безобиден, — добродушно ответил Митька, — Иногда, правда, накурится и спит в горячей ванне, а мы следим, чтобы не потонул.
— У вас там просто Санта-Барбара!
— Гораздо веселее!
— Смотри, не заделайся ламой! — попросила я.
— Мой буддизм ограничивается походами в китайский ресторан.
— Хорошо живешь! — вздохнула я.
— Не злись, отдыхать тоже надо.
— Отдыхать… какое забытое слово…
— Не грусти, скоро мне дадут свой проект, и все будет ausgezeichnet!
— Warum da nicht?
Поговорив с Митькой, я укладывала дочь, садилась на диван и открывала книжку. Тошка тут же просачивалась на колени, ложилась на раскрытую страницу и закрывала глаза, изображая здоровый крепкий сон. Следуя ее примеру, я тоже закрывала глаза и представляла себе далекую Баварию с безмятежными Альпами, чистыми двориками и милыми старушками в опрятных чепчиках и остроносых деревянных башмаках.
Шли дни, я постепенно приходила в форму, последствия родов стирались из памяти, и только Люся Николаевна все убеждала меня показаться врачу. Я тянула, сколько могла, но уговоры донимали больше, чем страх перед креслом, и в начале зимы я сдалась.
На осмотре обнаружился внутренний разрыв, который не заметили в роддоме, и все его печальные последствия.
— Придется прижигать, — вздохнула врач и протянула мне листок, — Держите направление на биопсию.
Я нервно покосилась на бумажку:
— Это очень серьезно?
— Через это проходит большинство женщин. Процедура несложная, но неприятная. Постарайтесь попасть на прием к Вере Михайловне. Характер у нее тяжелый, зато рука легкая.
Вера Михайловна оказалась суровой теткой, резкой и строптивой. Еще в очереди я наслушалась сплетен о ее вздорном характере, поэтому вела себя послушно и расторопно, старалась не скулить.
Процедуру я выдержала стоически, не заработав ни одного штрафного балла.
— Половую жизнь исключить, ванну не принимать, больше трех килограммов не поднимать! — распорядилась Вера Михайловна и уткнулась в бумажки, давая понять, что разговор окончен.
— Но мой ребенок весит все двенадцать…
— Значит, ребенка не поднимать! — грозно рявкнула она.
— Интересно, а как же я буду…
— Кто следующий? — было мне ответом.
Три дня Алиса усердно пыталась залезть ко мне на руки, топала ножками, ревела с досады. С утра и до вечера она испытывала мой характер, заливая слезами подол и обрывая мне руки. На четвертый день у нее разболелся живот. Она стала капризной, отказалась от еды и совершенно перестала слушаться. При первых же признаках несварения мы вызвали врача. Старенькая сморщенная педиатр долго мяла Алисе живот, слушала грудь, простукивала ребра, осматривала горло, уши, нос и под конец назначила диету и обильное питье.
— Какой у нас диагноз? — я заметно нервничала — после смерти отца любые проблемы с желудком вызывали тоску и панический трепет.
— Это может быть пищевая несовместимость, индивидуальная непереносимость, несвежие продукты.
— Но мы не давали ей новых продуктов!
— Давайте понаблюдаем за ребенком. Температуры нет, рвоты тоже. Думаю, диарея скоро пройдет. Станет хуже, вызывайте неотложку. В понедельник вас осмотрит участковый врач.
И старушка, поговорив по телефону, укатила на вызов.
Два дня Алиса маялась и кисла. Мы усердно поили ее и держали на диете. Менялись доктора, менялись рецепты, ребенок страдал. На третий день я обратилась к платному врачу. Врач приехала быстро, провела с Алисой больше часа и назначила бактисубтил и бифидумбактерин.
— В аптеке вам скажут, что этих препаратов у них нет, а вы покажите им «Cito!» и напомните, что это детский рецепт. Они обязаны найти вам адреса, по которым они есть в продаже. Извините, бесплатный рецепт выписать не могу — мы организация коммерческая.
