К отелю мы подъехали на закате. По всей округе разливался аромат цветов, птицы нестройным хором провожали последние лучи, а плеск воды в бассейне навевал мысли о блаженстве. Пока я искала купальник, затоптанный в порыве страсти моим личным терапевтом, солнце окончательно свалилось в ночь, и минуя сумерки, на небо хлынули звезды. Заиграл рояль, загудели голоса, послышались крики пловцов.
Я заняла свободный шезлонг и один за другим стряхнула шлепанцы.
В бассейне барахталось парочка аборигенов, наблюдатели сонно тянули коктейль. Со всех сторон лились пряные запахи ночи: они манили, дурманили и совершенно не располагали к суете. Я закрыла глаза и почти позволила им унести меня в синюю даль, когда вкрадчивый голос пропел мне на ухо:
— Excuse me, madam. We have bet. Are you Australian?
Молодой человек, явно не из местных, смущенно разглядывал мои босые пятки.
— No, — ответила я сдержанно.
— Swede? — предположил он.
— Missed, — улыбнулась я и, подумав, прибавила, — Guess!
Мой собеседник огорченно вздохнул и пожал плечами. Разговор явно не клеился, и чтобы покончить со всеми вопросами, я нырнула в бассейн. Минут десять я развлекала себя и общество всеми известными стилями, а наплававшись, вышла на берег. Вокруг стояла тишина, нарушаемая лишь звоном посуды из ресторана, да шлепками воды о бортик.
— German, — сделал робкую попытку кто-то из публики.
— Опять мимо! — ответила я по-русски и, подхватив ключи, сбежала в номер.
Рейс на Калимантан стартовал в два часа ночи по Москве и в семь утра по местному. Дурные от смены поясов, мы высыпали из отеля. Утро терялось в дымке, в воздухе пахло дождем и дорожной пылью. Пока грузили чемоданы, Кузя откупорил прихваченный из мини-бара пузырек и со словами «Люблю я эти тропики!» запрокинул его кверху.
Всю дорогу до аэропорта технологи дружно сопели в креслах, а Кузя, занявший последний ряд, с комфортом досыпал во всю длину своего долговязого тела.
Редкая птица долетит до середины Днепра, до города Понтианак, долетали два вида птиц — «Гаруда» и «Мерпати» — оба местного производства, с плохой аэродинамикой и дрянной кухней. Нас трясло при взлете, воздушные ямы терзали на протяжении всего полета, а при посадке одна из пассажирок издала утробный звук, и по салону разлился характерный запах желудочного сока.
— У тебя флакончиков не осталось? — обратилась я к Кузе.
Он покопался в сумке и вытянул на свет бутылочку с ликером:
— Извини, это последняя.
— Только не ликер! — поморщилась я.
Антон, дремавший у окна, открыл один глаз, сунул руку в пакет и вынул из него бутылку виски.
Кузя издал победный вопль. К нашим сиденьям тут же потянулась дюжина стаканчиков, Антон щедрой рукой расплескал содержимое, и мир вокруг нас наполнился новым алкогольным смыслом.
На Калимантане шел дождь. Источая запах виски, мы скатились по трапу и подставили лица под теплые струи.
— Сейчас проедем мимо экватора, — важно пробасил Кузя.
— Как это мимо? — удивился Антон.
— Здешние умельцы водрузили столб на том самом месте, где проходит экватор. Теперь на острове есть достопримечательность государственного значения, но мы ее проедем мимо, — поведал нам Кузя, и посовещавшись с Харди, громко добавил, — Сегодня поход на фабрику, а завтра с утра двинем в джунгли, смотреть плантации. Все видели, как растут какао-бобы?
— На картинке, — крикнул Красный Октябрь.
— В кино показывали, — поддержала его Танечка, хорошенькая технолог из Самары.
— В институте учили, — заржал Екатеринбург.
— Завтра у вас будет шанс посмотреть это дело в натуральную величину, а сегодня — поход на производство! — заключил Кузя.
— А виски наливать еще будут? — не унимался Екатеринбург.
— Только тем, кто плохо переносит автобус, — крикнул Антон.
— Я! — раздалось со всех мест, и автобус подпрыгнул на ухабе.
Фабричный день был скучен и однообразен, на его фоне экскурсия на плантацию выглядела настоящим приключением. Харди и Деннис помахали нам вслед и уехали по своим делам. Кузя с Артамонычем пожелали всем удачи и вернулись в отель изучать карту вин.
Мы проскочили город и свернули на дорогу, ведущую вглубь острова. Теперь нас со всех сторон обступали деревья. Наезженный грунт шуршал под колесами, мимо нас проплывали стройные ряды пальм. Пейзаж не отличался разнообразием, свежесть экзотики быстро пропала. Мы углублялись в джунгли, а по обеим сторонам бесконечные пальмы пружинили ветвями и подрагивали в такт дождю. Несколько раз мы останавливались, чтобы сфотографироваться на фоне банановых гроздьев и полюбоваться дикими животными, застывшими в безмолвном напряжении. Вскоре лес погрузился в свою первобытную сущность, потемнел, нахмурился. Еще несколько виражей, и водитель дал знак выйти из автобуса. Дверь распахнулась, мы ступили на землю, принадлежавшую господину Харди. Водитель жестом позвал за собой, и мы молча побрели вглубь леса. Через пару минут перед нами вырос небольшой лагерь. Его обитатели, с виду крестьяне, один за другим побросали работу, вышли на поляну и бесцеремонно уставились на нас своими хитрыми глазами. Наш гид что-то весело прочирикал на местном, крестьяне немедленно разулыбались и начали тыкать пальцами по сторонам.
— Ой, братцы, да это же какао бобы! — закричала Танечка, вглядываясь в густую листву.
Все глаза устремились в сторону Танечкиного восторга, по рядам технологов прокатился вздох восхищения: из-под перистых листьев на нас смотрели кожистые бурые плоды, по форме напоминавшие гигантские огурцы. Туземцы загоготали и принялись срезать их длинными ножами и укладывать на землю у наших ног.
— Вероника, узнай, голубушка, плоды созрели? — попросил Ираклий.
Я аккуратно перевела вопрос. В ответ туземцы пожали плечами и растерянно переглянулись. Я обратилась к гиду, но тот замотал головой, показывая, что не понимает.
— Ловко мы поговорили! — усмехнулась я и отошла в сторонку, давая возможность сторонам общаться при помощи жестов.
Но технологи сдаваться не желали — их распирали вопросы, ответы на которые знали эти смуглые парни с большими ножами и безоблачным прошлым, свободным от лингвистики.
— Вероника, пусть они покажут нам плод изнутри, — предложил Красный Октябрь.
Я рассмеялась:
— Попросите их сами, в этой ситуации переводчик бесполезен.
Технологи сделали попытку завязать диалог, но вскоре отступили перед глухим нежеланием аборигенов понимать их чаяния.
— Пусть попробует Вероника, вдруг получится, — предложил Ираклий, и все с любопытством уставились на меня.
Я медленно приблизилась к туземцу и громко нараспев на чистом русском попросила разрубить пополам этот злосчастный плод. К моему удивлению, он сделал все, что я хотела: ударил ножом по огурцу, после чего тот раскололся на две части, обнажив липкую массу, с плавающими в ней маслянистыми семенами. Жидкость мгновенно застыла, обратившись в белесую мякоть. Технологи жадно склонились над плодом и заговорили на неизвестном мне языке.
