— Вам повезло… Когда вы впали единственный раз в заблуждение, вообразив, что в нее влюблен один наш общий знакомый, вы поверили это лишь моим ушам.
— Верно. Но как я всегда была самого высокого мнения о мисс Фэрфакс, то, даже впав в заблуждение, не могла отозваться об ней дурно — а о нем и подавно. В эту минуту за окном показался мистер Уэстон, который явно дожидался, когда его позовут. Жена подала ему взглядом знак войти, и, когда он скрылся, прибавила:
— А теперь, милочка Эмма, умоляю вас, держитесь и говорите так, чтобы у него стало легче на душе и он мог благосклонно отнестись к этому браку. Постараемся замечать лишь хорошее — ведь, и правда, почти все говорит в ее пользу. Она — не самая завидная партия, но ежели мистера Черчилла это не смущает, то отчего должно смущать нас? И может быть, для него — для Фрэнка, я хочу сказать — большая удача, что выбор его пал на девицу с таким твердым характером и ясным умом, каковою я всегда ее считала, да и теперь склонна считать, несмотря на это единственное, но серьезное отступление от строгих правил. Хотя в ее положении даже эту ошибку многое оправдывает.
— Очень многое! — воскликнула с чувством Эмма. — Ежели есть положение, когда женщине простительно думать только о себе, — это положение Джейн Фэрфакс. То, о котором по справедливости можно сказать: «Не друг тебе весь мир, не друг — его закон» 22.
Входящего мистера Уэстона она встретила веселой улыбкой и словами:
— Хорошенькую вы шутку со мной сыграли, нечего сказать! Это что, новый способ подразнить мое любопытство и проверить, хорошо ли я умею угадывать? Ну и напугали же вы меня! Я уж подумала, что вы по крайней мере лишились половины состояния. А вам, оказывается, не соболезнования надобно приносить, а поздравления!.. От всего сердца поздравляю вас, мистер Уэстон, что вам достанется в дочери одна из самых прелестных и достойных девиц на английской земле.
Мистер Уэстон переглянулся раз-другой с женою, понял, что это говорится без притворства, что все в порядке, — и немедленно воспрянул духом. Лицо его преобразилось, в голосе зазвучала обычная бодрость; он крепко, благодарно пожал ей руку и пустился рассуждать на эту тему в духе, свидетельствующем, что еще немного, еще легкий нажим со стороны, и он начнет думать об этой помолвке без неудовольствия. Его собеседницы старались упирать на то, что могло умалить в его глазах неразумие и сгладить возраженья, и к тому времени, как они обсудили все втроем — а потом, на обратном пути в Хартфилд, обсудили еще раз вдвоем с Эммой, — он совершенно примирился с таким поворотом событий и был недалек от мысли, что ничего лучшего Фрэнк не мог и придумать.
Глава 11
«Гарриет, бедная Гарриет!» — твердила себе Эмма; эта мысль неотступно мучила ее, в этом была суть несчастья. Фрэнк Черчилл обошелся с нею самой очень дурно — дурно во многих отношениях, — но гневалась она на него не за его проступки, а за свои. Из-за него, но по ее вине пострадала Гарриет, и это задевало всего глубже. Во второй раз сделалась бедняжка жертвою ее оплошностей и обольщений. С изрядной прозорливостью сказал когда-то мистер Найтли: «Эмма, вы были плохим другом Гарриет Смит». И впрямь, как это ни ужасно, она приносила один лишь вред своей подопечной. Правда, нынче, в отличие от прежнего, вина лежала не только на ней — недолжные помыслы уже и без нее смущали Гарриет, она еще до первого намека со стороны призналась, что отличает Фрэнка Черчилла и восхищается им, — но все же Эмма поощряла чувства, которые должна была сдерживать. Она могла предупредить их, не попустить — на это у ней бы хватило влияния. А что предупредить их было необходимо, она теперь уверилась вполне… Она убедилась, что играла счастьем своей подружки, не имея к тому и малых оснований. Здравый смысл обязывал ее сказать сразу, что о Фрэнке и помыслить недозволительно, ибо слишком ничтожна вероятность, что он ее полюбит. «Да только, видно, — думала она, — со здравым смыслом я не в ладу…»
Она досадовала на себя так сильно, что это было бы невмоготу, не имей она повода досадовать и на Фрэнка Черчилла… К большому ее облегченью, Джейн Фэрфакс уже в опеке не нуждалась. Достанет треволнений с Гарриет, о Джейн долее печалиться незачем — ее болезни и невзгоды, имея одну причину, несомненно пройдут и от одного лекарства. Времена прозябания и бедствий для нее миновали. Скоро придут к ней и здоровье, и благоденствие, и радость… Эмма догадывалась теперь, отчего Джейн отвергала ее заботы. Открытие это объясняло много мелких загадок. Ею владела ревность. Джейн видела в ней соперницу — как же могла она принять от нее дружбу или помощь? Прогулка в хартфилдской карете была в ее глазах страшнее пытки, маниока из хартфилдских кладовых — горше отравы. Все это Эмма поняла — и, по мере сил изгнав из сердца пристрастность и своекорыстие обиды, честно себе призналась, что Джейн обрела положение и счастье лишь по заслугам. Зато бедняжке Гарриет помощь требовалась неотложно — вся ее помощь без остатка, все ее сочувствие! Эмма со страхом и печалью предвидела, что этот вторичный удар окажется тяжелее первого. Иначе и быть не может — и не должно: нынешний предмет ее неизмеримо выше, его влияние на Гарриет неизмеримо сильней, иначе она бы не сумела так владеть собою… И все-таки — чем раньше, тем лучше — ей надобно поведать горькую правду. Мистер Уэстон напоследок запретил делиться с другими этой новостью. «Покамест все должно оставаться в тайне. Мистер Черчилл настаивает на этом из уважения к памяти жены, да и приличия требуют того же»: Эмма обещалась молчать, но высший долг повелевал ей открыться Гарриет.
Как ни досадовала она, но едва ли не забавным казалось, что ей предстояло выполнить в отношении Гарриет ту же нелегкую и деликатную обязанность, которую только что исполнила миссис Уэстон по отношению к ней. Со страхом несла она кому-то весть, которую с таким же страхом сообщили только что ей самой. Сердце ее забилось чаще при звуке знакомых шагов и знакомого голоса — так же, подумалось ей, стучало сердце у бедной миссис Уэстон, когда она входила в Рэндалс. Ох, если б все и разрешилось с тою же легкостью!.. К несчастью, на это надежды не было.
— Ну, что вы скажете, мисс Вудхаус! — возбужденно воскликнула Гарриет, появляясь в дверях.
— Не поразительная ли новость?
— Какая новость? — отозвалась Эмма, стараясь определить по голосу и виду, знает ли уже Гарриет обо всем.
— Насчет Джейн Фэрфакс. Слыхали вы что-нибудь подобное? Нет, вы не пугайтесь, мне мистер Уэстон сам сказал. Я только что с ним повстречалась. Он говорит, это большая тайна. Мне бы и в голову не пришло никому ее открыть, кроме вас, — но он говорит, вы уже знаете…
— И что же он вам сказал? — спросила Эмма, еще ничего не понимая.
— Ну, все, все! Что Джейн Фэрфакс и мистер Фрэнк Черчилл хотят пожениться и давно уже тайно помолвлены. Как странно!
Это и впрямь было странно — Гарриет невероятно странно вела себя, Эмма просто не знала, что и думать. Откуда взялась эта сила духа? Держится так, словно и не встревожена открытием, не разочарована — словно оно и не касается до нее. Эмма глядела на нее в молчаливом недоумении.
