Танцевал он именно так, как она и предполагала, — превосходно, и ежели бы до этого с Гарриет не поступили столь жестоко, то можно было бы даже позавидовать ее удаче, глядя, как наслаждается она весельем и тем отличием, которое ей оказали. Она оценила его по достоинству — выше всех подлетала в подскоках, дальше всех выпархивала на середину, и улыбка не сходила с ее счастливого личика.
Мистер Элтон, сознавая, полагала Эмма, что поставил себя в глупейшее положение, ретировался в комнату, где играли в карты. Он, как ей казалось, пока еще уступал своей супруге в черствости, хотя и догонял ее быстрыми шагами, — о ее же чувствах можно было судить по громкому замечанию своему кавалеру:
— Я вижу, Найтли сжалился над несчастной маленькой мисс Смит! Великодушный поступок, надобно признать…
Объявили, что ужин подан. Все пришло в движение, и с этого момента — и до того момента, пока она не села за стол и не взялась за ложку, — непрерывно слышался голос мисс Бейтс:
— Джейн, Джейн милая, где ты?.. Вот твой палантин. Миссис Уэстон настаивает, чтобы ты надела палантин. Она боится, как бы тебя не продуло в переходе, хотя все меры, какие возможно… Одна дверь заколочена наглухо, весь пол застлан циновками… Джейн, родная моя, это необходимо. Ах!.. Мистер Черчилл, как вы любезны! Как вы ловко его накинули! Чрезвычайно вам обязана… Так, стало быть, танцы удались на славу!.. Да, милая, я сбегала домой, как и предупреждала — помогла бабушке лечь в постель и бегом назад, никто даже не хватился. Никому не обмолвилась, что ухожу, — так и было задумано, ты знаешь… С бабушкой все в порядке, провела чудесный вечер у мистера Вудхауса за триктраком и долгою беседой. Перед уходом подали чай, бисквиты, печеные яблоки, вино — нынче ей поразительно везло в картах, — много расспрашивала о тебе, как ты развлекаешься, кто твои кавалеры. «Нет, сударыня! — говорю я на это. — Я не стану опережать Джейн — когда я уходила, она танцевала с мистером Джорджем Отуэем — она сама захочет завтра обо всем вам рассказать, — первым ее пригласил мистер Элтон, а кто будет следующим ее кавалером, не знаю — вероятно, мистер Уильям Кокс». Сударь, вы необыкновенно любезны… Может быть, еще кому-нибудь требуется ваша… Я не столь беспомощна. Вы необычайно заботливы, сударь. По одну руку Джейн, по другую я — это, право… Стойте, стойте, посторонимся немножко, пропустим вперед миссис Элтон — дорогая миссис Элтон, как она элегантна! Изумительные кружева!.. А мы, как подобает свите, последуем за ней. Настоящая царица бала!.. Ну вот, дошли до перехода. Тут две ступеньки, Джейн, имей в виду — две ступеньки. Ах, нет — оказывается, одна. А я была почему-то уверена, что две. Как странно! Убеждена была, что две, а здесь всего одна… С какою изысканностью и комфортом все обставлено — никогда не видывала ничего… Везде свечи… Да, так я говорила тебе о бабушке, Джейн. Ее постигло небольшое огорченье. Печеные яблоки и бисквиты по-своему очень хороши, но сначала им принесли такой деликатес, как фрикасе из сладкого мяса и спаржу, а добрый мистер Вудхаус нашел, что спаржа недоварена, и отослал все назад. А бабушка как раз больше всего на свете любит сладкое мясо и спаржу, так что она слегка огорчилась, — но мы условились никому об этом не говорить, чтоб не дошло, чего доброго, до милой мисс Вудхаус, она бы ужасно расстроилась!.. Ба! Что за великолепие! У меня нет слов! Чего угодно могла ожидать!.. Какая красота, какое изобилие!.. Не видела ничего похожего со времен… Ну, куда же нам садиться? Где мы сядем? Мне все равно, лишь бы Джейн не оказалась на сквозняке. Я могу, мне ничего. А, так вы советуете на эту сторону?.. Да, разумеется, мистер Черчилл, — только не слишком ли почетно… а впрочем, как скажете. В этом доме, как вы распорядитесь, так тому и следует быть. Джейн, родная моя, как же нам удержать в памяти для бабушки хотя бы половину блюд? И даже суп? Невероятно! Мне первой? Не следовало бы, но от него такое благоуханье, что я не в силах…
До окончания ужина Эмме так и не удалось поговорить с мистером Найтли, но, когда все вновь собрались в бальной зале, он, привлеченный неотразимою силой ее взгляда, подошел и услышал слова благодарности. Он с возмущением, как о непростительной грубости, отозвался о поведении мистера Элтона, досталось и миссис Элтон, за те сигналы, которые она подавала ему глазами.
— Не одну Гарриет стремились они обидеть, — сказал он, — они метили дальше. Эмма, как вы объясните то, что они сделались вам врагами? — Он поглядел на нее с проницательной усмешкой и, не получив ответа, прибавил: Он — ладно, но ей-то, казалось бы, не за что на вас злиться? — Вы, конечно, молчите в ответ на это мое предположенье, и все-таки сознайтесь, Эмма, — ведь вы хотели женить его на Гарриет.
— Хотела, — сказала Эмма, — этого они и не могут мне простить.
Он покачал головой, но глаза его смеялись, и он только заметил:
— Я вас не стану бранить. Предоставляю это вашему внутреннему голосу.
— И вы доверитесь такому льстецу? Разве моя тщеславная душа когда-нибудь скажет мне, что я не права?
— Я не тщеславной стороне вашей души доверяюсь, а серьезной. Если первая собьет вас с пути, то вторая скажет вам о том, я уверен.
— Да, признаюсь, что я глубоко ошибалась насчет мистера Элтона. Ему присуши ничтожные черты, которые вы умели распознать, а я — нет, и я была совершенно убеждена, что он влюблен в Гарриет. К этому привела цепочка немыслимых заблуждений!
— А я, в ответ на столь чистосердечное признание, отдам вам справедливость и скажу, что ваш выбор был бы лучше того, который сделал он сам. У Гарриет Смит есть превосходные качества, которых миссис Элтон начисто лишена. Скромная, прямодушная, бесхитростная девушка, какую всякий мужчина с душою и понятием тысячу раз предпочтет дамочке, подобной миссис Элтон. С Гарриет и поговорить оказалось интересней, нежели я ожидал.
Для Эммы такие речи были как бальзам… Прервал их неугомонный мистер Уэстон, который принялся тормошить всех, призывая возобновить танцы.
— А ну-ка! Мисс Вудхаус, мисс Отуэй, мисс Фэрфакс! Чем это все вы занялись? Ну-ка, Эмма, покажите пример вашим приятельницам. Разленились все! Уснули!
Я готова, — сказала Эмма, — за мною дело не станет.
— С кем вы пойдете танцевать? — спросил мистер Найтли.
Один лишь миг понадобился ей для раздумья.
— С вами, — отвечала она, — ежели вы меня пригласите.
— Вы позволите? — сказал он, предлагая ей руку.
— Еще бы! Вы показали, что прекрасно танцуете, — и, знаете, не настолько мы с вами брат с сестрою, чтобы это противоречило приличиям.
— Брат с сестрою? Ну нет!
Глава 3
Это маленькое объяснение с мистером Найтли доставило Эмме большое удовольствие. Оно было одним из приятнейших воспоминаний о бале, коим предавалась она, выйдя с этою целью поутру прогуляться на лужайку… Она всем сердцем радовалась, что они пришли к столь доброму согласию относительно Элтонов, что так схожи их мнения о муже и жене, и с особенною отрадой вспоминала хвалебные слова его о Гарриет и признание, сделанное им в ее пользу. Гадкая выходка Элтонов, грозившая было отравить ей остаток вечера, обернулась во благо и давала повод надеяться на еще одно благое последствие — избавленье Гарриет от несчастной любви. Во всяком случае, судя по тому, как говорила Гарриет об этом эпизоде перед тем, как они разошлись из бальной залы, этого явно следовало ждать. Она словно бы разом прозрела и увидела, что мистер Элтон — далеко не то совершенство, за которое она его принимала. Лихорадка прошла, и Эмма не видела причин опасаться, что сердечко Гарриет вновь забьется сильней от излишней учтивости со стороны ее предмета. Все указывало на то, что Элтоны, в неизбывной злобе, с лихвою дадут ей испытать отрезвляющее воздействие подчеркнутого пренебреженья… Гарриет образумится, Фрэнк Черчилл благополучно охладел, мистер Найтли настроен к ней миролюбиво — какие лучезарные дни сулило ей лето!
