У мистера Найтли имелся свой резон не накрывать стол под деревом. Он собирался склонить не только Эмму, но и мистера Вудхауса принять участие в увеселенье и предвидел, что угощать гостей снаружи — значило бы обречь мистера Вудхауса на муки. Неблаговидно было бы соблазнить мистера Вудхауса прокатиться поутру на часок-другой в Донуэлл и под этим предлогом заманить его на пытку.
Приглашение сделано было с чистой совестью. Мистера Вудхауса не подстерегала зловещая опасность поплатиться за свою доверчивость. И он дал согласие. Он не был в Донуэлле уже два года. Вот установится хорошая погода, и как-нибудь утром прекрасно можно будет прокатиться с Эммою и Гарриет — он посидит покойно с миссис Уэстон, а они, душеньки, могут тем временем погулять в саду. В июньский полдень, вероятно, там не будет сыро. Он с наслажденьем снова навестит старинный Дом и очень будет рад повидать мистера и миссис Элтон и остальных соседей… Да, отчего бы ему, в самом деле, не прокатиться туда с Эммой и Гарриет утречком, по хорошей погоде? Он находит, что это чрезвычайно удачная мысль — очень разумное и любезное приглашенье — и молодец мистер Найтли, что не устроил званый обед. Ну их совсем, эти званые обеды…
Мистеру Найтли повезло: никто не отклонил его приглашения. Его принимали повсюду с такой готовностью, как если б каждый, подобно миссис Элтон, полагал, что прием затевается единственно ради него. Эмма и Гарриет объявили, что ждут от него бессчетных удовольствий; мистер же Уэстон, в знак одобрения и благодарности, обещался, если удастся, вызвать ради такого случая Фрэнка, хотя его о том не просили… Мистеру Найтли не оставалось ничего другого, как сказать, что он будет очень рад, и мистер Уэстон успокоил его, что напишет, не теряя времени, и не поскупится на доводы, чтобы уговорить его приехать.
Хромая лошадь между тем столь быстро оправилась, что уже снова радостно обсуждалась прогулка на Бокс-хилл, и кончилось тем, что Донуэлл назначили на один день, а Бокс-хилл — на следующий; погода тому благоприятствовала.
Под ярким полуденным солнцем, в самый, можно сказать, разгар лета, мистер Вудхаус благополучно прибыл в своей карете — спустив одно окошко! — для участия в увеселении на лоне природы, проследовал в одну из лучших комнат, где в ожидании его приезда с утра топили камин и, удобно расположась, весьма собою довольный, изготовился с приятностью рассказывать о своих свершениях и советовать всем и каждому посидеть в доме и не перегреваться на солнце… А когда всех прочих звали или уводили в сад, то его сочувственной и терпеливой слушательницей оставалась миссис Уэстон, которая, казалось, пришла сюда пешком с единою целью утомиться и неотлучно сидеть при нем.
Эмма так давно не была в аббатстве, что, как только удостоверилась, что ее батюшка устроен с удобством, радостно поспешила наружу оглядеть все вокруг, освежить и пополнить свои воспоминания об этом доме, этом поместье, представляющем для нее и всего ее семейства такой интерес теперь и в будущем, — внимательнее ко всему присмотреться, лучше узнать. С гордостью и самодовольством, законными при тех родственных узах, которые связывали ее с нынешним и с будущим владельцем имения, обозревала она внушительные размеры и стиль дома, его удачное, своеобразное и выгодное местоположенье в низинке, закрытой со всех сторон; роскошный сад, за которым простирались луга, омываемые речкой, почти не видной из дома, построенного, как строили в старину, с пренебрежением к видам, открывающимся из окон; густые ряды деревьев в рощах и вдоль аллей, не поредевшие в угоду моде или расточительности… Дом был больше чем Хартфилд, и в совершенно ином духе — неправильной формы, со множеством удобных, а в редких случаях и красивых комнат, он беспорядочно раскинулся на довольно обширном пространстве — такой, каким ему и надлежало быть; такой, без обмана, каким он выглядел, — Эмма все глубже проникалась уважением к этому родовому гнезду чистокровного, истинного, доблестного дворянства. Пускай у мистера Джона Найтли нрав был небезупречен, но Изабелла не ошиблась в выборе. За достоинства, за имя и именья тех, с которыми она породнила свое семейство, можно было не краснеть… То были приятные размышленья, и, предаваясь им, она гуляла, покуда не настало время идти, как другие, рвать клубнику прямо с грядок. Все общество было в сборе, за исключением Фрэнка Черчилла, которого ждали из Ричмонда с минуты на минуту, и миссис Элтон, при полном снаряжении, необходимом ей для счастья: в широкополой шляпе и с корзиночкой, сразу обнаружила готовность показать, кто здесь первая фигура; собирала ли она ягоды, принимала ли подношенья или разговаривала — о клубнике, и только о клубнике, больше ни о чем никому сказать, или хотя бы подумать, не дозволялось. «Нет в Англии ягоды вкуснее — всеми любима — каждому полезна. Образцовые грядки — отборные сорта. Восхитительно рвать своими руками — тогда лишь вы получаете подлинное удовольствие. Утренние часы определенно наилучшее время — она никогда не устает — каждый сорт по-своему хорош — мускусная гораздо вкуснее — никакого сравненья — другие сорта почти несъедобны — мускуская попадается реже всего — она больше любит чилийскую землянику — которой далеко до лесной, — цены на клубнику в Лондоне — под Бристолем целые плантации — в Кленовой Роще — как взрыхлять землю — когда пересаживать — каждый садовник говорит свое — единого правила не существует — садовника переучить очень трудно — отличная ягода — но чересчур сочна и быстро приедается — вишня вкуснее — смородина больше освежает — если бы только не нагибаться — солнце палит нещадно — смертельно устала — нет никаких сил — должна пойти и сесть в тени».
К этому сводился на протяжении получаса весь разговор, прерванный лишь однажды, когда из дома, движимая беспокойством за пасынка, вышла миссис Уэстон осведомиться, не приехал ли он, — ей уже становилось не по себе. Его лошадь не внушала ей большого доверия.
Все, кто как умел, разместились в тени, и теперь Эмме пришлось, самой того не желая, слушать, о чем миссис Элтон ведет разговоры с Джейн. Обсуждалось предлагаемое место — не место, а мечта! Миссис Элтон уведомили о нем нынче утром, и она была в упоенье. Оно объявилось не у миссис Саклинг, и не у миссис Брэгг, но разве что им одним уступало в заманчивости и великолепии; объявилось оно у кузины миссис Брэгг и приятельницы миссис Саклинг — дамы, вхожей в Кленовую Рощу. Восхитительное, дивное, превосходное — избранный крут, высшее общество, положение, сферы и все прочее, — миссис Элтон выходила из себя, доказывая, что необходимо немедля соглашаться. Она торжествовала, она горячилась, она наступала; она не желала слушать никаких возражений, хотя ее приятельница по-прежнему пыталась ей втолковать, что до поры до времени никуда поступать не намерена, приводя те же мотивы, которые Эмма уже однажды слышала. Миссис Элтон продолжала добиваться, чтобы ее уполномочили завтра же отправить с первой почтой положительный ответ… Эмма только дивилась, откуда у Джейн берется терпение все это выносить. Раз или два на лице у нее промелькнула досада, раз или два она отвечала резко — и наконец, с решимостью, обыкновенно ей несвойственной, предложила встать и пройтись. Не пойти ли им прогуляться! Может быть, мистер Найтли покажет им весь сад — и парк? Ей бы хотелось осмотреть весь донуэллский парк. Как видно, приятельница все-таки доняла ее своею навязчивостью.
