Эти тезисы вполне удовлетворили генерала, и он даже хлопнул себя ладонью от удовольствия по ляжке. Расстались мы с ним, по моему убеждению, с чувством убежденности в достижении единства мнений.
С этого момента мои дела пошли просто великолепно. В дополнение к полученным материалам в штабе администрации в Токио мы с Грином совершили поездки в несколько важнейших центров оккупации. Для этой цели в наше распоряжение предоставили комфортабельную железнодорожную дрезину и приняли все меры по обеспечению нас необходимой информацией.
Картина, вырисовывавшаяся в результате изучения обстановки в Японии, полностью подтвердила наши опасения, возникшие еще прошлой осенью. Не было, по сути дела, ни одной позиции, по которой страна могла бы взвалить на себя бремя ответственности за независимость, что неминуемо возникло бы после подписания мирного договора.
В первую очередь не было ничего сделано для обеспечения обороны Японии. Американская военная администрация насчитывала в то время 87 тысяч человек военнослужащих, большинство из которых занимались административными вопросами. Боевых подразделений – не более одного-двух. Японцы же были полностью разоружены, и ни у кого даже не возникала мысль об их вооружении.
Оккупационный аппарат лежал тяжелым грузом на японцах, забирая значительную часть средств, нужных для восстановления экономики. Кроме военного персонала, мы имели там еще более 35 тысяч гражданских лиц. Численность же японского обслуживающего персонала, труд которого оплачивался также японской казной, составляла несколько сот тысяч человек, включая десятки тысяч слуг. К моменту нашего визита японское правительство было вынуждено построить, естественно, за свой счет 17 тысяч новых жилищных комплексов для сотрудников американской военной администрации, тогда как в стране насчитывалось несколько миллионов разрушенных бомбежками городских строений, в которых ютилось население. Оккупационные расходы составляли не менее трети расходов японского бюджета. Громоздкий оккупационный аппарат паразитировал в целом ряде аспектов (констатировал я), не говоря уже о личном обогащении некоторых оккупантов.
Исходя из вышеизложенного, японцы испытывали трудности в подготовке к восстановлению своей независимости даже при прочих благоприятных обстоятельствах. В дополнение к сказанному реформы, которые начала проводить американская военная администрация, и в особенности методы их осуществления, вызвали состояние нестабильности в японском обществе.
Земельная реформа, сама по себе конструктивная и необходимая, привела к тому, что 1/3 пахотных площадей страны стала собственностью японского правительства, ставившего своей целью ее последующее распределение. Однако только 1/7 часть этих земель реально использовалась для этих целей, в результате чего на селе возникло недовольство, и в отношениях между сельскохозяйственными производителями нарушилась прежняя стабильность.
Подобная же ситуация сложилась и в промышленной сфере. Американская военная администрация стала проводить в жизнь с большим энтузиазмом идею создания трестов, хотя департамент юстиции в Вашингтоне резко выступал против этого. 260 японских компаний, включая несколько громадных промышленных концернов, были определены как «чрезмерная концентрация экономической мощи». Охрану их и обеспечение безопасности взяло на себя японское правительство под руководством американской военной администрации и подготовилось к перепродаже – неизвестно только кому. Сами компании находились в стадии неопределенности, что серьезно влияло на проявление инициативы и уверенность в управлении ими. Идеологические концепции, на которых базировались эти мероприятия, близкие советским взглядам о вредности и пагубности «капиталистических монополий», соответствовали интересам будущей коммунизации Японии и мало соответствовали целям возрождения Японии.
Наибольшее же опасение, на мой взгляд, вызывала ситуация, вызванная чисткой, проводимой в правительстве, сфере образования и бизнесе, направленной против людей, подозреваемых в симпатиях к японскому милитаризму и содействии японской агрессии в прошлые годы. Американская военная администрация действовала в этой области слишком догматично, безлико и карательно, мало чем отличаясь от тоталитарных режимов. Ко времени нашего приезда такую процедуру прошло уже более 700 тысяч человек. В сфере образования из полумиллиона учителей около 120 тысяч были вынуждены прекратить свою профессиональную деятельность. И процессу этому не было видно конца. Военная администрация издала декрет, по которому все правительственные служащие должны проходить проверку на лояльность под контролем администрации без каких-либо ограничений. Приказов, распоряжений и наставлений по этому поводу было огромное множество.
Позже в своем докладе правительству я отмечал, что на обычных японцев процедура чистки производила гнетущее впечатление. Сомневаюсь, что и многие представители военной администрации смогли бы толком объяснить характер и цели такой процедуры, не говоря уже о ее предназначении.
Положительный психологический эффект был потерян в результате бестолковых распоряжений, директив и программ. Дискриминационный характер мероприятий, фактически мало чем отличавшихся от практики тоталитаризма и направленных против всех слоев населения, вступал в конфликт с гражданскими правами, предоставленными нами же японцам по новой конституции. Вследствие этих мероприятий большое число людей отстранялись от нормальной гражданской жизни, а ведь основная их вина заключалась в том, что они честно служили своей стране в годы войны, вряд ли подпадая под категорию милитаристов. Крупнейшие деятели японского общества, которые могли бы оказаться полезными в возрождении страны, были загнаны в подполье. Повышенное давление, как известно, не будучи сброшенным вовремя, обычно прорывается на поверхность в самый неподходящий момент. Совершенно странным и непонятным явилось то обстоятельство, что чисткам подвергались даже личности, дружески относившиеся к Соединенным Штатам перед войной. Проамериканизм, особенно в высших кругах общества, следовательно, также подвергался сомнению. В результате политика и действия военной администрации привели жизнь японцев на грань беспорядков и смятения, вызвав серьезную нестабильность.
На возрождении японской экономики весьма отрицательно сказывались демонтаж промышленного оборудования и репарационные поставки, шедшие в Китай, на Филиппины и в другие страны, бывшие союзниками США. При этом эти поставки в случае их продолжения не только ослабили бы и далее экономику Японии, но и не привели бы к укреплению экономики других стран. Значительная часть вывезенного оборудования, как нам стало известно, ржавела в портах Шанхая и других дальневосточных городов.
Вполне очевидно, что подобная обстановка, даже в случае быстрой ликвидации оккупации, порождала благоприятные условия для усиления коммунистического влияния. К тому же ничего не предпринималось для снабжения японцев необходимыми средствами в целях обеспечения их внутренней безопасности. Полицейские подразделения, контролировавшиеся из центра, насчитывали порядка 30 тысячи человек. Муниципальная полиция с 77 тысячами личного состава подчинялась местным властям. Между ними не имелось почти никакой связи, не говоря уже о взаимодействии. А ведь коммунистическая опасность была особенно актуальна в городах. На вооружении полиции находились только пистолеты, из расчета один пистолет на четверых полицейских. Контрразведки не существовало вообще. И хотя Япония была островной страной, у нее отсутствовала морская охрана. Не было, конечно, и никаких вооруженных сил, которые могли бы быть использованы в случае возникновения беспорядков. Трудно даже себе представить более благоприятную обстановку для прихода коммунистов к власти. К тому же японские коммунисты имели в то время полную свободу в своей политической деятельности, в результате чего численность их рядов стремительно возрастала.
