Маргарет настаивала на том, чтобы дойти до центра острова, подняться на гору Маргарет и выяснить, откуда бил тот столб дыма, который она якобы видела. Марианна с радостью согласилась. Остальным эта прогулка не показалась достаточно соблазнительной, чтобы оторваться от текущих дел — миссис Дэшвуд сочиняла вирши про моряков, умирающих от инфлюэнцы, а Элинор снова и снова рисовала загадочный пятиконечный символ, что привиделся ей в беспокойном сне в их первую ночь на острове.
Марианна весело карабкалась в гору, стараясь не отставать от Маргарет — та стремительно мчалась вперед, помогая себе кривой веткой хлопкового дерева. Они шли по берегу маленькой быстрой речки, исток которой, по мнению Маргарет, был на вершине холма, наслаждаясь каждым проблеском голубого неба и подставляя лица бодрящим порывам юго-западного ветра, пусть он почему-то и нес с собой резкий запах гнили и разложения.
Марианна не обращала внимания ни на странный холод, разлитый в воздухе, ни на то, что ветер дул все сильнее, шурша ветвями и завывая, точно хор неупокоенных душ.
— Есть ли на свете большее блаженство? — со счастливой улыбкой вопросила она. — Маргарет, мы будем гулять здесь не меньше двух часов, а если на нас нападет чудовище, какой-нибудь человек-краб с рачьими клешнями, я легко убью его этой киркой, которую захватила с собой как раз на такой случай.
Маргарет, не разделяя восторгов сестры, с пристальным вниманием продолжала прислушиваться и вглядываться в окружавший их пейзаж, пока они пробирались все дальше. Тропа сделала резкий поворот — и девочка подпрыгнула от неожиданности, когда до нее донеслись приглушенные голоса, нестройным хором повторявшие устрашающее труднопроизносимое заклинание: «К'ялох Д'аргеш Ф'ах. К'ялох Д'аргеш Ф'ах. К'ялох Д'аргеш Ф'ах».
— Ты слышишь? — спросила Маргарет у сестры.
Марианна, увлеченно сочинявшая романтические куплеты, посвященные их новому островному дому, жизнерадостно ответила:
— Что?
И в самом деле, голоса внезапно умолкли, а Маргарет впилась взглядом в деревья, росшие по ту сторону ручья, в поисках источника этих удивительных звуков. На какое-то мгновение она увидела пару мерцающих глаз, затем еще одну — но они тут же растворились в густом подлеске. Она покачала головой и зашагала дальше.
Еще двадцать минут сестры с трудом шли против ветра, но туман, обнимавший прибрежные скалы, сомкнулся над их головами неожиданной тучей и разразился неистовым дождем; каждая его зловонная капля кислотой жгла кожу. Немало раздосадованные таким внезапным препятствием, в панике гадая, какие новые беды может предвещать этот ядовитый ливень, они были вынуждены повернуть назад, так как ближайшим убежищем являлся их собственный дом. Задыхаясь от ужаса, они бросились вниз по пологой стороне утесистого холма, которая спускалась прямо к воротам их сада.
Марианна поначалу бежала впереди, но один неверный шаг — и она вдруг оказалась под водой: маленькая речка, напитавшаяся дождем, разлилась и походила уже на бурный поток. Маргарет невольно пробежала дальше, увлекаемая прочь крутизной холма. Когда Марианна упала и до нее донесся громкий всплеск, лицо ее исказилось маской ужаса, а на ум пришли непрошеные слова: «Это они». Те, кого она видела в прибрежных зарослях. «Они не пустят нас на вершину. Они защищают гейзер. Они…»
Марианну тем временем относило вниз по течению, свою кирку она давно выронила. Замерзшая, промокшая, избитая влекомой быстрым течением галькой, она подняла голову, чтобы глотнуть воздуха, но тут же ее потянуло обратно крепкое, длинное щупальце, обвившее шею. Не успела Марианна закричать, как оно обмотало ей и голову. Снова погрузившись под воду, она увидела, что щупальце принадлежит гигантскому темно-пурпурному осьминогу с длинным острым клювом и что на самом кончике обмотавшей ее конечности сверкает маленький зловещий глаз.
Чпок! Острие гарпуна пронзило круглую голову осьминога. Лопнув, та заполнила ручей кровью и слизью, а также заляпала Марианну, которой наконец удалось вынырнуть, когда щупальце ослабило захват. Она лежала на берегу и судорожно пыталась отдышаться, вся вымокшая в зловонной воде с примесью крови мерзкого чудовища, сплевывая кусочки осьминожьего мозга и слизи, когда к ней подбежал джентльмен с гарпунным ружьем, одетый в легкий костюм для ныряния и водолазный шлем. Откинув зарешеченный иллюминатор шлема, он предложил ей свои услуги и, увидев, что скромность мешает ей просить жизненно необходимой помощи, без промедления поднял ее на руки и понес вниз, к подножию холма. Там, пройдя через сад, он внес ее прямо в дом и усадил в кресло в гостиной.
Элинор и миссис Дэшвуд поднялись со своих мест, не сводя глаз с загадочного джентльмена в очевидном изумлении, а в случае миссис Дэшвуд — еще и в тревоге за ковер, на который с его костюма капала грязная вода. Он извинился за вторжение, рассказав о его причине, и рассказ этот был так искренен и живописен, что его облик, и без того привлекательный, дополнился обаянием голоса и риторики.
Будь он стар, некрасив и груб, даже это не лишило бы его благодарности и любви миссис Дэшвуд за спасение ее дочери от отвратительного чудовища; но его юность, красота и безупречные манеры позволили ее чувствам развернуться в полной мере.
Она благодарила незнакомца снова и снова и со свойственной ей любезностью пригласила сесть. Он отказался, поскольку с головы до ног был покрыт грязью и заляпан останками гигантского осьминога. Тогда миссис Дэшвуд попросила его представиться, чтобы знать, кому она обязана жизнью дочери. Его звали Уиллоби, и жил он на острове Алленгем, откуда, он надеялся, ему будет позволено навестить Бартон-коттедж, чтобы справиться о здоровье мисс Дэшвуд. Получив на то дозволение, он откланялся; проводив его взглядом из окна гостиной, они увидели, как он нырнул в речку и с дельфиньей легкостью поплыл вверх по течению.
Его мужественная красота и незаурядная одаренность в плавании и охоте на чудовищ немедленно стали предметом общего восхищения; все это придало веселью, вызванному спасением Марианны, особую прелесть. Марианна не успела его разглядеть, потому что смущение, окрасившее румянцем ее щеки, когда он поднял ее на руки, и в доме не позволило ей поднять на него глаза. Но она видела достаточно, чтобы присоединиться к общим восторгам с воодушевлением, отличавшим любую ее похвалу. То, как быстро он загарпунил осьминога и перенес ее в дом, показывало похвальную живость ума. Все, что с ним было связано, казалось чрезвычайно интересным. Доброе имя, живет на соседнем острове, а костюм для ныряния и ласты она отныне находила совершенно обворожительным нарядом. Ее фантазия бурлила исключительно приятными мыслями, так что боли, когда миссис Дэшвуд горячими каминными щипцами выжгла с ее шеи остатки присосавшегося дьявольского щупальца, она почти и не заметила.
Маргарет тем временем сидела в углу, не участвуя в общей кутерьме; от ее сбивчивого рассказа уже отмахнулись как от детской фантазии.
— На Марианну напало обезумевшее головоногое, — назидательно сказала Элинор, — а никакие не люди-гоблины из кустов.
Поэтому младшая из сестер просто смотрела в окно на остров и повторяла про себя те странные слова, если их можно назвать словами: «К'ялох Д'аргеш' Ф'ах. К'ялох Д'аргеш Ф'ах».
