Рядом возникло лицо миссис Дженнингс, беззвучно кричавшее из-за стекла: «Шлем! Снимите шлем!!!» Элинор сделала глубокий вдох, втянула в себя как можно больше воздуха и с силой, приумножившейся от боли, распахнула иллюминатор шлема навстречу ледяной воде, ударившей ее по лицу, как пощечина. Не задумываясь ни о пронзительном холоде, все глубже прокрадывавшемся внутрь костюма, ни о том, насколько далеко она успела удалиться от ворот Станции и ее живительного воздуха, не глядя на перепуганных миссис Дженнингс и мисс Стил, Элинор обеими руками схватилась за морского скорпиона и изо всех сил попыталась его выдернуть. Но тварь не поддалась, а лишь покрепче уцепилась за шею клешнями. Чем сильнее она тянула, тем больнее ей становилось, и с каждым мгновением воздуха у нее в легких оставалось все меньше. Но она не сдавалась, и наконец дьявольская настойчивость эвриптерида была сломлена, клешни и хелицеры отделились от ее шеи, вырвав изрядный кусок плоти. Кровь хлынула фонтаном, при виде чего — а также от немилосердного холода и недостатка воздуха — у Элинор помутилось в глазах.
* * *
Элинор очнулась в кресле, обтянутом мягчайшей выдровой кожей, в богато обставленной конторе Кенсингтонских Подводных Садов. Ее ладони и стопы были погружены в тазики с теплой водой, чтобы она скорее согрелась. В другом конце комнаты сидела Анна Стил, поправляя прическу, примятую водолазным шлемом.
Миссис Дженнингс, сидевшая рядом, тут же прошептала:
— Слава богу! Вы выжили.
С обычной своей суетливой ласковостью справившись у Элинор о ее самочувствии и заверив, что со временем шея заживет, миссис Дженнингс кивнула в сторону мисс Стил и сказала:
— Выспросите у нее все, душенька. Вы перенесли такое испытание, чуть не погибли; она, без сомнения, вам сочувствует и расскажет, что попросите!
Элинор не сразу сообразила, что та говорит о помолвке Люси и Эдварда. К счастью, мисс Стил была готова удовлетворить любопытство миссис Дженнингс, да и самой Элинор, без каких-либо расспросов, иначе они так ничего бы и не узнали. Элинор поднялась и, шатаясь, сделала несколько шагов, опасливо ощупывая повязку на горле.
— Я так рада нашей встрече, а также тому, что вы смогли оторвать ту ужасную тварь от своей шеи, а мы с миссис Дженнингс — дотащить вас до Станции до того, как вы утонули, — сообщила мисс Стил, фамильярно взяв ее под руку, — ведь я так хотела с вами повидаться! — Потом она понизила голос и спросила: — Миссис Дженнингс, я думаю, все уже знает. Она не сердится?
— Полагаю, что на вас — ничуть.
— Как хорошо! А леди Мидлтон?
— Не представляю, почему она должна сердиться.
— Я чудовищно рада! Боже правый! Чего я натерпелась! Никогда не видела Люси в такой ярости. Ах, душенька, как вы себя чувствуете? На вашем месте я бы там ничего не трогала.
Последние ее слова относились к тому, как исказилось лицо Элинор: она попыталась приподнять один из бинтов, чем причинила себе такую же боль, как если бы на ее шее все еще болтался морской скорпион.
— Да, и знаете что, мисс Дэшвуд, — радостно продолжала мисс Стил, — пусть про мистера Феррарса говорят что угодно, пусть говорят, что он оставит Люси, но я вам клянусь, такому не бывать, и какой стыд, что про него ходят такие злые слухи! Люси может думать, что ей заблагорассудится, но другим-то неприлично почитать это делом решенным.
— Уверяю вас, я ни от кого ничего подобного не слышала.
— Ах, неужели правда? Но так говорят, я знаю, и многие! В четверг в Гидра-Зед, на показательном сеансе борьбы с гигантской зубаткой, мисс Голдби сказала мисс Спаркс, что никто, будучи в здравом уме, не подумает, что мистер Феррарс откажется от такой женщины, как мисс Мортон, наследницы того самого Мортона с тридцатью тысячами приданого, тем более ради Люси Стил, у которой ничегошеньки за душой нет.
Сдается мне, в душе Люси тоже решила, что все кончено, ведь после того, как мы покинули отсек вашего брата, мистер Феррарс не появлялся у нас ни в четверг, ни в пятницу, ни в субботу, и никто не знал, что с ним сталось. Люси подумывала даже написать ему, но все в ней противилось такому отчаянному жесту. Однако сегодня утром он пришел и рассказал все: как в среду его призвали на запруду Харли и читали нотации и как он им всем прямо заявил, и матери своей, и всем прочим, что любит только Люси и ни на ком, кроме Люси, не женится.
И как только покинул отсек матери, он сел на собственную субмарину, всплыл на поверхность и четверг и пятницу провел на берегу в гостинице, собираясь с мыслями. И, как следует все обдумав, решил, что было бы крайне несправедливо вынуждать Люси держать слово. Если он и сделается бедным смотрителем маяка, как они проживут на его жалованье? Ему невыносима сама мысль о том, что она будет нуждаться, поэтому он скрепя сердце умолял ее расторгнуть помолвку и оставить его бедствовать одного. Я собственными ушами все слышала! И все ради нее, все из заботы о ней, иначе он никогда и не завел бы такой разговор, а вовсе не потому, что хотел от нее отделаться. Клянусь чем угодно, он ни разу не заикнулся, что устал от нее, что хочет жениться на мисс Мортон, ничего подобного. Но Люси его и слушать не стала, а напротив, сказала, что и в мыслях не держала с ним расставаться, что готова с ним жить на сущие гроши, и, сколько бы у них ни было, с ним она всегда будет счастлива (а также много всякого про любовь и нежность и так далее, ну, такое повторять нехорошо). Тогда он чудовищно обрадовался, и они принялись обсуждать, что делать дальше, и договорились, что он немедленно подыщет себе место смотрителя маяка и свадьбу они сыграют, как только найдется подходящий маяк на каком-нибудь пустынном пляже, облюбованном морскими чудовищами. А дальше я больше не могла слушать, потому что кузина крикнула мне снизу, что к нам прибыла миссис Ричардсон на своей черепахе и хочет с кем-нибудь из нас отправиться в Кенсингтонские Сады, и мне пришлось потревожить их, чтобы спросить Люси, не хочет ли она на прогулку.
— Я не понимаю, как вы могли потревожить их, — сказала Элинор, — вы ведь находились с ними в одной комнате, верно?
— Уж конечно нет! Ба! Неужто вы думаете, что кто-то будет любезничать в присутствии других людей? Как вам только в голову пришло! Нет уж, они закрылись вместе в гостиной, а я слушала, приставив морскую раковину широким концом к замочной скважине и прижавшись ухом к острому концу.
— Как же так! — вскричала Элинор. — Вы повторяете мне подслушанное под дверью! Жаль, я не знала этого раньше, иначе не позволила бы рассказывать то, чего вам и самой-то знать не следовало. Как вы могли поступить с сестрой столь бесчестно?
— Ах, нет в этом ничего такого. Я просто постояла за дверью и подслушала, что могла. Никаких сомнений, Люси на моем месте поступила бы точно так же. В прошлом году, когда мы с Мартой Шарп то и дело запирались и секретничали, Люси и в шкафу пряталась, и за каминным экраном, а один раз даже в чучело моржа забралась, лишь бы нас подслушать!
