Каргин, как теплого дождя после снегориса, ожидал второго указа — о своем назначении на должность, но дождь (указ) по каким-то причинам задерживался. «Главодежда-Новид» уже (правда, только на бумаге) существовала, а руководителя у вновь образованной государственной корпорации не было. Сотрудники косились на Каргина. По конторе поползли слухи, что его отправляют на пенсию, о чем ему со слезами на глазах поведала секретарша.
— Не пенсию, — вздохнул Каргин, — не в тюрьму.
— Значит, правда? — всхлипнула она.
— Пенсия после шестидесяти неотвратима, как смерть, — мрачно пошутил Каргин, — а смерть у большинства мужчин России наступает раньше пенсии. Так что надо не рыдать, а радоваться, что дожил.
— А я? — спросила секретарша.
— Тоже хочешь на пенсию? — удивился Каргин. — Тебе еще рано.
Она вышла, хлопнув дверью, чего раньше никогда себе не позволяла. Теперь и чаю не нальет, огорчился Каргин.
Он от звонка до звонка сидел в кабинете, тупо глядя на безмолвствующий белый телефон с золотым гербом. Каргин ощущал себя архитектором, составившим проектную документацию на строительство дома. План приняли, стройплощадку обнесли забором, а архитектору... велели пока погулять.
Но были и обнадеживающие моменты. На расчетный счет новорожденной корпорации неожиданно перечислили из бюджета деньги. Выведенная, как и все сотрудники, за штат «в связи с реорганизацией организации дирекции директора», так это звучало на бюрократическом языке, начальница финансового управления едва сама не упала, увидев, какая «упала» на счет сумма. Каргин велел ей сделать запрос, остается ли действительной его подпись на финансовых документах? Из Минфина пришла официальная бумага, подтверждающая право Каргина до назначения на должность нового руководителя подписывать финансовые документы. С паршивой (или заторможенной, сонной, клонированной, еще было неясно) овцы хоть шерсти клок, решил Каргин. Он распорядился немедленно перечислить оговоренные в контрактах суммы фирмам Бивы и Выпи, после чего вызвал Надю и велел ей организовать «рабочее» совещание с дизайнершами.
— Чем-то же эти суки занимались все время, пока мы... Пока решался вопрос, — нейтрально закончил Каргин. Не могу же я сказать, подумал он, пока ты превращалась в рыбу, а я... слушал истории про Снежного человека. — Пусть хоть что-то покажут, — продолжил он. — Я не могу идти на встречу с президентом, — покосился на государственный телефон, — с пустыми руками.
— На следующей неделе? — предложила, почиркав пальцами по экрану айпада, Надя. — До среды деньги точно дойдут.
Такая оперативность показалась Каргину подозрительной. Он еще не определился с откатами по этим контрактам. У него давно была мыслишка насчет полноприводного дизельного «Range rover». Каргин собирался стать активным, путешествующим пенсионером. Ишь, как вскинулась, покосился на Надю. Неужели тоже хочет нагреть руки, в смысле плавники? Хотя зачем ей в воде деньги?
— Почему он не звонит, не вызывает? — спросил сам у себя, но получилось, что у Нади, Каргин. — Может быть, я уже сделал все, что мог, и дальше... покатится без меня?
— Он еще не решил, — ответила Надя, как если бы читала мысли президента. — Он думает. Но он дал деньги. Значит, он в игре. Он позвонит.
— Или вызовет? — Каргину вспомнился осьминог Пауль, сидевший в аквариуме в какой-то немецкой пивной и безошибочно определявший победителей в матчах на чемпионате мира по футболу. Неужели, жадно оглядел Надю, будущее лучше различимо из воды?
— Сначала позвонит, — угадывая намерения Каргина, отступила к двери Надя.
— Откуда знаешь? — спросил Каргин.
— Моя фамилия Звоник, — сказала Надя, — я предчувствую важные звонки.
— Наверное, плавниками? — предположил Каргин.
Ему мучительно хотелось узнать, как далеко зашел процесс превращения, главное же, определить его конечную точку. Не покроется же она вся чешуей, не отрастет же у нее, как у русалки, рыбий хвост? Пока что Каргин был вынужден констатировать, что она удивительно похорошела. Надя как будто помолодела лет на двадцать. С ее лица ушли (стекли?) морщины, спина распрямилась, как водопад, глаза прояснились и посветлели. Прежде Каргину иногда удавалось определить по глазам, о чем думает Надя. Сейчас он словно смотрел в прозрачную воду без дна или в черные, как пуговицы, глаза шевелящего в аквариуме щупальцами осьминога Пауля. Каргин подумал, что Надя на верном пути к... вне (или над?) половому совершенству. Пора, пора им (он был уверен, что Надя не единственная в новой видовой общности) ставить перед ООН и Страсбургским судом вопрос о признании своих неотъемлемых гендерных прав.
— Эмигрантка, — едва слышно пробормотал он, поймав краем взгляда собственное отражение в зеркале на стене кабинета. Он точно не помолодел. Старость прошивала его насквозь тройной нитью (Бивы?), била в грудь острым клювом (Выпи?).
Но Надя услышала.
— Эмигрантка? — обернулась она. — Откуда?
— Из страны сухопутных людей, — ответил Каргин.
— И куда? — спросила Надя.
— Туда, — пожал плечами Каргин, — где нельзя без плавников. Я придумал название нашему роману — «Старик и рыба».
— Стране сухопутных людей — конец. — Задумавшись, Надя сделала несколько шагов ему навстречу.
— Почему, — вдруг вырвалось у Каргина, — у меня не растут плавники?
...Наверное, он на мгновение потерял сознание, потому что не уследил, как Надя (словно воздух превратился в воду, а в этой среде у нее было тотальное превосходство) приблизилась к нему вплотную, прижалась грудью (к счастью, эти части тела у нее пока не подверглись изменению), прошептала ему в ухо:
— Потому что ты не просто старик, а... мерзкий, похотливый старик...
Каргину бы обидеться, но он, напротив, испытал радость, какой давно не испытывал. Как если бы вся его жизнь с денежными, строительными, карьерными и прочими хлопотами камнем ушла на дно и он вновь оказался с Надей в подсобке их магазина в Ленинградской области, где они поздними вечерами считали выручку, составляли списки нужных товаров, а потом укладывались на надувную кровать.
Каким же, однако, простым, успел подумать Каргин, прежде чем Надя легко, словно они вдруг оказались в невесомости, перенесла его на диван и сама опустилась рядом, бесхитростным и коротким было мое счастье...
А потом он выпал из реальности.
У него словно выросли плавники, и он плыл сквозь Вселенную, раздвигая плавниками звезды, заглядывая в глубины, куда, как казалось Каргину, до него заглядывал один лишь Бог...
...Он проснулся (очнулся?) от тревожного звука, который, минуя слух, проникал прямо в душу. Он лежал в своем (пока еще) кабинете, как обычно, на кожаном диване. Один. Застегнутый на все пуговицы и «молнии», как покойник в гробу. Никаких плавников.
