— Музыка толстых, — вспомнил Каргин слова великого пролетарского писателя Максима Горького.
— Не в этом дело, — небрежно заметил Р.Т., даже не повернувшись в его сторону.
— А в чем? — осторожно полюбопытствовал Каргин.
— Видишь ли, это, можно сказать, народная американская песня, — пояснил Р.Т. — Не важно, что ее придумали негры — потомки рабов, среди которых было мало толстых.
Каргин пристыженно молчал, проникаясь глубиной высказываемых Р.Т. соображений. Человек с золотой тростью не мог говорить глупостей.
— Можешь себе представить русского, — продолжил Р.Т., — пусть даже песенно, но лезущего в строй святых? — И после паузы: — В храм со свечкой — да; к чудотворной иконе — да; к попу: «Благослови, батюшка!» — да; в миллионную очередь к поясу Богородицы — да! Но чтобы... to be right there in that number... — осуждающе покачал головой Р.Т.
— А немца можешь себе представить? — вдруг спросил Каргин.
— Эти еще хуже, — вроде как даже обрадовался идиотскому вопросу Р.Т., — не сами — in that number, а... — обернулся на заднее сиденье — не затаился ли там немец? — ...самого Gott
загнали в свой фашистский строй. Что там было выбито у них на солдатских пряжках? Gott mit uns!
За это, — добавил после паузы, — и получили пряжкой по харе!
— А на пряжках люфтваффе, — вспомнил Каргин (об этом ему поведал много лет назад одноклассник по фамилии Гогот, ходивший в джинсах, заправленных в высокие шнурованные сапоги, и носивший во внутреннем кармане германский железный крест как талисман), — «Gott mit uns!» не выбивали.
— Еще бы, — усмехнулся Р.Т. — Gott бы в небесах такого не потерпел. В небесах он вообще, — понизил голос, — значительно строже, чем на земле. Особенно к летающим на самолетах грешникам.
— Значит, нам на Запад никак? — вздохнул Каргин.
— Никак, — подтвердил Р.Т. — Нам вообще пока дико везет, что англосаксы периодически опускают германцев, а не объединяются с ними в едином порыве нас уничтожить. Но все, — добавил мрачно, — к этому идет. Знаешь, как звучит на русском их лозунг «God bless America»?
— Как?
— Гад влез в Америку! — объявил Р.Т. — Через эту пропасть не перепрыгнуть. Мы верим в разных богов.
— Чей сильнее? — спросил Каргин.
— Не знаю, — нахмурился Р.Т., — у человечества пока нет ответа на этот вопрос.
— У человечества нет, а у нашей православной церкви есть! — возвысил голос Каргин, поймав взглядом мелькнувший и мгновенно спрятавшийся между домами золотой купол. «У меня тоже есть!» — хотел добавить он, но не успел.
«Ягуар» круто свернул на платную парковку у Киевского вокзала.
— Опаздываем на поезд? — выбрался из машины Каргин.
— Нам в метро, — помахал кому-то рукой Р.Т.
На залитой солнцем площади перед спуском в метро между тем происходили какие-то приготовления. Из подкатившего фургона выскочили обнаженные до пояса загорелые молодцы в шароварах и туфлях с загнутыми носами. Каргин решил, что намечается цирковое представление. В последнее время в Москве их часто устраивали — в парках, на бульварах и даже во дворах на детских площадках. Клоуны там были разные, но почему-то все — кто походкой, кто лицом, а кто голосом или еще чем-то неуловимым — удивительно напоминали президента. Недавно Каргин самолично отогнал от «Главодежды» незваных циркачей, затеявших двусмысленные акробатические упражнения на расстеленном красном ковре с надписью «Конституция Российской Федерации».
«Ладно, ладно, сейчас уедем, — недовольно отозвался на угрозу Каргина вызвать полицию самый наглый акробат, в обтягивающих трико и в карикатурной короне на лысоватой голове. — Но почему? Вот же его машина!» — кивнул в сторону серебристого “ягуара” Романа Трусы.
«Ну и что?» — гневно спросил Каргин.
«Так ведь это же... — пожал плечами неприличный прыгун, — его проект. Он платит. Не веришь — спроси, когда увидишь».
Каргин спросил. Р.Т. и не подумал отпираться.
«Пусть лучше людей веселят нищие фокусники возле дома, — сказал он, — чем они потащатся на майданы протестовать против фокусников-миллиардеров».
Тем временем загорелые молодцы в шароварах извлекли из фургона что-то вроде открытых носилок, или паланкина, водрузили это позорное наследие рабовладельческого прошлого на плечи и со всех ног устремились к серебристому «ягуару». Добежав, опустились на колени. Роман Трусы с удобством расположился в паланкине, небрежно сунув под спину дворцового вида подушку.
— Поехали! — видимо, вспомнив первого космонавта Юрия Гагарина, махнул белым платком.
Молодцы легко подняли паланкин, мерной поступью (видать, имелся опыт) двинулись к метро.
— Ты — рядом, — велел Каргину Р.Т.
Чтобы идти вровень с величественно раскинувшимся в паланкине Р.Т., Каргину пришлось ускорить шаг. В темном служебном костюме и при галстуке, он, должно быть, напоминал ворону, прыгающую возле плывущего сквозь воздуха белоснежного царь-лебедя. А еще Каргин припомнил, что именно так — на ходу, вороньим подскоком — дозволялось общаться клиенту с перемещающимся в пространстве патроном в Древнем Риме. По тому, с какой готовностью расступались перед носилками граждане, можно было предположить, что в клиентах у Романа Трусы вся Россия.
Вся Россия в трусах у Романа...
Каргин было протянул руку, чтобы ухватиться за паланкин, но тут же и одернул, ошпаренный страшным взглядом носильщика.
Где цветущая гниль без обмана...
Сами собой сложились глупейшие строчки. Реакция мозга на ситуации, невозможные в реальной жизни, непредсказуема, успел подумать скачущий по ступенькам Каргин.
В холле все было готово к прибытию важного гостя. Охранники в черной форме дружно взяли под козырек. Смуглые молодцы взметнули паланкин вверх на вытянутых руках, легко внесли его сквозь распахнувшиеся турникеты на эскалатор, где, извернувшись гибкими телами, приняли положение, никоим образом не нарушающее строго горизонтальное положение носилок.
Спустились вниз.
На «Киевской кольцевой» под одной из советских мозаик, изображавшей руководящего производственным процессом маркшейдера с прибором, удивительно напоминавшим большой смартфон или небольшой планшет, стояла просящая милостыню бабушка в просторном плаще, с пластмассовым стаканчиком в руке и жеваным плакатиком на груди: «Дочь выгнала из дома. Помогите!»
— Поедем на следующем до «Краснопресненской», — бросил ей на ходу Р.Т., даже не посмотрев, много ли в стаканчике мелочи.
Бабушка немедленно убрала стаканчик в один карман плаща, а из другого извлекла смартфон и, совсем как опередивший время сталинский маркшейдер на мозаике, что-то коротко в него произнесла. Сталин не умер, вспомнились Каргину слова де Голля, он растворился в будущем...
