Для детей это был самый большой праздник, особенно для девочек – ведь выбирали королеву цветов! Выбирали по венку, который она сплетёт из собранных цветов, хоть была зима, но в лесу было тепло и там росли цветы. Дети в лес не ходили, собирали цветы в ближайших рощах, но были и лесные цветы – их приносили взрослые, кому же из родителей не хочется, чтоб их ненаглядная доченька была выбрана королевой праздника! Но цветы надо было собирать за день до праздника, чтоб они не завяли в венке, вот и в этот предпраздничный день ватага ребятишек направилась в ближнюю рощу. В этот раз Листвяна хоть и пошла со всеми, но, миновав рощу, направилась в лес, она хотела сделать необычный венок, а разве для него соберёшь цветы в роще у деревни, тем более в такой большой компании, где что-либо стоящее буквально выхватывают из-под рук! Дети проводили Листвяну завистливыми взглядами, они уже давно знали, что девочка не боится ходить в лес и теперь нарвёт самых красивых цветов, таких, каких нет в роще. Но Листвяна хотела не столько цветы собрать, сколько посмотреть на танцы мавок и дриад на лунной поляне, о которых она слышала от своих лесных друзей, но которых ещё ни разу не видела, а цветы… Их можно будет и потом собрать, в лесу, ближе к деревне.
Лес встретил девочку как всегда приветливо, ветки чащобы, раздвигаясь, давали дорогу и ласково шелестели листьями, сразу откуда-то взялось несколько белок, сварливо поругавшихся между собой. Каждая из них первой хотела сесть на плечо Листвяне и затарахтеть, рассказывая лесные новости. Белок опередили небольшие птицы, они не ссорились, а по очереди, усаживаясь на подставленный руки, радостно щебетали. Листвяна вышла на небольшую полянку и засмеялась:
– Ухря, я тебя вижу! Меня не обманешь!
– Вот прячешься, прячешься, а ты раз – и увидела! – недовольно произнесла сухая коряга, превращаясь в девочку, поменьше Листвяны. У девочки была кожа цвета молодой берёзовой коры, зелёные волосы, состоящие из листьев, и большие зелёные глаза, чем-то похожие на глаза Листвяны.
– Ага! Я такая, сразу всё вижу, а тебя ещё и чувствую, – похвасталась Листвяна, а Ухря спросила:
– Ты за травой или за цветами пришла? Если за цветами, то на лунной поляне как раз серебряный лотос расцвёл, знаешь где? Там ещё мавки и дриады танцевать любят.
– Ага, я как раз хочу посмотреть, а то только рассказываете, как они танцуют, а цветы… Я потом здесь насобираю, – кивнула Листвяна, а Ухря стала грустной:
– Тут не такие, серебряный лотос – самые красивые цветы! Только нарвать нам их не удастся, там Куржум сидит, он туда никого не пускает! Говорит – сам цветами любоваться буду, а если будете мешать – съем! А он может, вообще-то гудурхи никого не едят и цветами не любуются, но этот какой-то злой! И полюбоваться хочет и съесть зачем-то.
– Ну, если цветами любуется, то не злой, – возразила Листвяна, Ухря, немного подумав, согласилась:
– Может и не злой, гудурхи не любят когда им мешают, шума не любят, вот он и прогоняет всех.
– Ага, пошли, посмотрим, – девочка схватила лешачку за руку-веточку, и та повела Листвяну на лунную поляну.
Девочка и маленькая лешачка шли через самые густые заросли, через которые не всякий зверь проберётся, не говоря уже о нежити. Хищная нежить, как правило, неповоротливая, хотя и бывают исключения. Ветки колючих зарослей отходили в стороны, давая пройти двум девочкам, одной из лесного народа, другой – из людей, да вот только из людей ли? Даже к своим жителям, о полукровках и говорить нечего, лес не был так благосклонен, как к этой рыжей малышке. Так, пробираясь через густые колючие заросли, девочки добрались до лунной поляны. Поляна была покрыта белыми, розовыми, голубыми и бледно-зелёными цветами, словно сделанными из перламутра. Слабое свечение цветов не могли пригасить лучи полуденного солнца. А посреди этой красоты, в самом центре поляны, возвышался то ли высокий пень, с торчащими в разные стороны ветками, зелёными и сухими, то ли большая приземистая коряга. Ухря в нерешительности замерла у края поляны, а Листвяна без страха пошла к этой коряге. Казалось бы, девочка должна была топтать цветы, растущие на поляне сплошным ковром, тем более что шла она, вроде бы и не глядя под ноги, а на скрипевшую корягу, но цветы расступались в стороны, давая место, куда встать маленькой ножке. Ухря, немного поколебавшись, пошла за Листвяной, перед лешачкой цветы тоже расступались.
– Ну чего пришли? Я же предупреждал: кто заявится – съем! – вполне отчётливо проскрежетала коряга. – А ну брысь отсюда, убирайтесь туда, откуда пришли!
– А мы хотим цветами полюбоваться, – ответила Листвяна, – мы вот тут около тебя рядышком посидим. Тихонечко посидим, будем только смотреть!
– Знаю я вас, сначала смотреть будете, а потом петь и танцевать начнёте! Кыш отсюда, кому сказал! А то счас как съем! У-у-у-у! – грозно проревела коряга, делая попытку подняться. Но Листвяна не дала это сделать, девочка легко запрыгнула в сплетение корней-ветвей и стала там поудобней устраиваться, да ещё и подругу позвала:
– Ухря, иди сюда, тут и тебе места хватит!
– Ты… Вы чего это удумали?! – растерялся пень, лешачка, добравшись до него, полезла к своей подруге. Листвяна пояснила свои действия:
– Ты же не хочешь, чтоб мы тут цветы мяли? А петь мы не будем, мы тут тихонечко посидим, полюбуемся вместе с тобой, да? Ведь вместе любоваться гораздо приятнее, чем одному!
– Да? – растерялся от такого самоуправства грозный пень-коряга, и недоверчиво спросил: – Точно петь-шуметь не будете? И танцевать тоже не будете? А то пляшут тут всякие, красоту нарушают!
– Ага, не будем, – ещё раз заверила это недоверчивое существо Листвяна, – мы же не мавки и не дриады, даже не русалки!
Вообще-то и мавки, и дриады, и русалки когда танцевали, цветы не мяли. Они или очень легко ступали, совсем не приминая цветы и траву, или растения перед ними расступались, как до этого перед Листвяной и Ухрей. Гудурх, а этот пень-коряга был именно этим лесным жителем, недоверчиво покосился на сидящую у него на коленях (если это переплетение ветвей можно так назвать) рыжую девочку. Вроде она была человеком, может, полукровкой, но сам гудурх чувствовал в ней лесного жителя, да и сам лес, судя по поведению своих растений, тоже так считал. А рыжая тихонько сказала:
– Правда, красиво?
Гудурх собрался что-то ответить, в духе: мол, обещала, так не шуми, но тут на поляне появились разноцветные бабочки. Они водили хороводы, создавая разные узоры, а некоторые садились на руки к девочке, в то же время ни одна из них не села на протянутые вперёд коряги гудурха и маленькой лешей. Ухря очень хотела, чтоб бабочка и к ней села, но они этого почему-то не делали, маленькая лешая готова была заплакать, у нее даже зелёные слёзки выступили. Листвяна скосила глаза, и несколько бабочек перелетели к счастливо засмеявшейся Ухре. Гудурх недовольно заскрипел, три бабочки сели и ему на ветви-руки, большой лесной житель, подобно маленькой лешей, засмеялся. Смех гудурха был совсем не похож на его скрипучий голос, это было подобно шелесту ветерка в листьях дерева.
