– Мы в катакомбы пойдём не вдоль реки, а по верху. Там и раздобудем для Листика одежду, там прачечная, где для верхнего города стирают, там и возьмём.
– Брать чужое не хорошо! – возразила рыжая девочка, на что Гарош, вспомнив уроки Сэма, ответил:
– Да, брать чужое нехорошо! Но мы же не будем брать, мы сделаем перераспределение, ведь это же несправедливо – когда у кого-то много, а у тебя ничего нет? А Ирха велел помогать тем, кто нуждается! Ты вот как раз и нуждаешься, как написано в святом писании – дабы прикрыть наготу нуждающегося, сними и отдай ему свою последнюю рубашку!
– Что-то я не поняла, – удивилась Листик, – если снять последнюю рубашку, чтоб отдать тому, кто в ней нуждается, то сам голым останешься. Теперь тот, кому отдали рубашку, должен будет её снять и вернуть обратно, ведь теперь не он нуждается. Вот так они и будут стоять, всё время передавая рубашку друг другу? Получается, что из этой ситуации выхода нет? Или в святом писании написано, что надо делать в таком случае?
Гарош ответил, ни на мгновение не задумавшись, не потому, что был силён в толковании святого писания, а потому, что подобные спорные моменты ему не раз разъяснял мастер Сэм:
– Когда тебе дают рубашку, сразу её надевать не следует, потому что ты перестанешь в ней нуждаться. Надо её взять и убежать! А уже потом надевать, когда рядом не будет другого нуждающегося. Тогда рубашка станет твоей, и снимать её или нет уже зависит от твоей доброй воли, понятно?
– Ага, – кивнула рыжая девочка и тут же спросила: – Получается, чтоб отдать нуждающемуся рубашку, можно свою и не снимать? Можно снять чужую, так? У того, у которого много рубашек, да?
– Да, – важно кивнул Гарош и пояснил: – Вот это и называется – справедливое перераспределение!
– Ага, потому что свою отдавать жалко, а нуждающегося надо одеть, – задумалась Листик и решительно заявила: – Но чужое всё равно без спросу брать нехорошо!
– А мы не будем брать, мы позаимствуем. А это совершенно разные вещи, чувствуешь разницу? – произнёс Гарош, для убедительности подняв руку и пошевелив перед Листиком пальцами. Видно, это оказалось очень убедительным аргументом, и девочка согласно кивнула. Но всё же попробовала возразить:
– Позаимствовать – это ведь значит, что потом надо отдать? Да?
– Конечно отдадим! Потом! Может быть, если получится, – уверенно сказал Гарош, при этом, последние слова своего ответа произнёс чуть слышно, но с прежним уверенным видом. Листик ещё раз согласно кивнула. После чего они оба ушли, а Милета посмотрела на Альен и вздохнула:
– Тебя всё-таки тоже надо одеть, но как это сделать, если к тебе не прикоснешься? Дотронешься и сразу ожог! Как же мне с тобой быть?
– Ага! – ответила девочка-огневушка и, словно что-то решив для себя, шагнула к женщине. Ухватив Милету за руку, Альен куснула за запястье и, дунув, остановила кровь. Потом облизнулась, пекарша даже испугаться не успела, когда почувствовала жар, исходящий от огневушки, но сейчас рука девочки не была горячей, обычная рука, как у обычного ребёнка, и это при том, что по чешуйкам Альен продолжали струится маленькие язычки пламени. Видя недоумение Милеты, Альен пояснила:
– Кровь! Я попробовала твою кровь! Теперь мы с тобой как бы родственники и мой огонь тебе не страшен, любой носительнице твоей крови, то есть и тебе, мой огонь не причинит вреда. А с одеждой что-нибудь придумаем, Листвянка, то есть Листик, поможет.
Милета осторожно погладила Альен по голове, ничего не произошло, тогда женщина сделала это смелее, девочка заулыбалась и потянулась к руке, ещё напрашиваясь на ласку. Милета ещё погладила и обняла Альен, но тут же ойкнула, отстранившись и пытаясь погасить вспыхнувший фартук, девочка стала ей активно помогать, при этом предупредив:
– Тебе мой огонь не страшен, он тебя не тронет, а вещам может навредить. Я постараюсь его сдерживать, когда буду тебе помогать.
– Я мечтала о дочке-помошнице, но Ирха не дал… А сейчас у меня появилась такая помощница, у которой в руках всё горит! В прямом смысле этого слова, – улыбнулась Милета, Альен очень серьёзно сказала:
– А давай я буду твоей дочкой? Листвяне было очень хорошо, когда у неё была мама, а потом, когда… Листвяна чуть не ушла, совсем не ушла.
– Листвяна – это Листик? – спросила Милета, Альен кивнула. Пекарша больше ничего не стала спрашивать, поняв, что та девочка пережила какую-то трагедию, скорее всего смерть матери, возможно, поэтому и ушла оттуда, где жила раньше, а её подруга пошла с ней. Но трагедия, разыгравшаяся где-то там далеко, стала причиной появления у Милеты дочери, пусть и необычной дочери! Женщина, не обращая внимания на тлеющий фартук, прижала девочку к себе, и огневушка доверчиво прильнула к женщине, чувствуя как где-то внутри появляется непривычное тепло. Непривычное, потому что это не был обычный жар как перед выбросом факела, а мягкое приятное тепло, заставляющее сладко замереть всю сущность обычно взбалмошного, непостоянного огненного существа.
– Доченька, – произнесла Милета прижимая огненную девочку к себе, Альен непроизвольно всхлипнула:
– Мама!
Им обоим было безразлично, что тлеют фартук и халат пекарши.
Сэм, уже немолодой, но подтянутый сухощавый мужчина, неодобрительно глядел на своего ученика. Мало того, что тот опоздал, так ещё и привёл какого-то молокососа, с броской, привлекающей внимание внешностью! Настоящего мастера обработанный клиент должен через минуту и не вспомнить, даже если всё это время разглядывал. Неброская, мало запоминающаяся внешность, не только залог успеха, но и безопасности, ведь недаром говорят – не пойман – не вор! Тем более, если не узнан! Гарош нутром чувствовуя неодобрение мастера и виновато шмыгал носом, Листик, которую приодели в позаимствованные со двора прачечной сохнущие там штаны и рубаху, тоже вслед за своим новым товарищем повинно опускала глаза и шмыгала носом, вины она за собой не чувствовала, а делала это за компанию. Удовлетворённый таким показательным покаянием мастер Сэм, кивнув, поманил Гароша внутрь большого длинного помещения, выдолбленного в скале и ярко освещаемого магическими светильниками. Там стоял полноростовый манекен, обвешанный колокольчиками, мастер улыбнулся доброй улыбкой и ласково произнёс:
– Ну-с, начнём занятие. За каждый звоночек, получишь по рукам, чем громче зазвенит, тем сильнее получишь!
Показывая, чем Гарош будет бит, Сэм взял длинную деревянную линейку (может, и не линейку, но очень на неё похожую гибкую планку, такими удары получаются особенно болезненными), после чего достал из кожаного кошеля пригоршню медных монет и рассыпал из по карманам манекена, вызвав мелодичный звон колокольчиков. А три кошеля, укреплённые на поясе у этого учебного пособия, имели даже по три колокольчика.
– Ай! – первая же попытка Гароша достать монетку вызвала мелодичный перезвон и неотвратимое наказание. Вторая закончилась тем же, хотя мальчик и сумел сунуть руку в карман, не потревожив колокольчик, но задел его, когда вынимал.
