– Вы очень понравились Императрице, – не спеша говорила женщина, словно клала тяжёлые камни, – её императорское величество подумывает о том, не предложить ли вам должность своей фрейлины. Но, как вы понимаете, такое предложение надо заслужить, хорошо для этого потрудившись. За вас может замолвить слово старец Ригорий, но ему надо понравиться. Не подумайте чего плохого. Старец очень благочестив и заслужить его расположение можно именно благочестием. Он ждёт вас завтра. Где? Левое крыло императорского дворца, назовётесь, и вас проводят. Завтра к одиннадцати, и попрошу не опаздывать, у старца много дел, и он…
– Извините, с кем мы имеем честь разговаривать? – изобразив вежливую улыбку, спросила у женщины Тоша. Та замолчала, брезгливо поджав губы, видно собираясь резко ответить. Но Тоша ей этого не позволила, растянув рот в улыбке (какая принята в Соединённых Свободных Республиках), показав все зубы, словно намереваясь укусить, девушка задала более конкретный вопрос: – Кто вы такая, старческая посланница?
Женщина ещё больше поджала губы, видно, она привыкла, что её узнают, и невежество, проявленное этой девчонкой, даже не разозлило, а очень удивило. С некоторым возмущением, женщина представилась:
– Первая фрейлина и подруга её императорского величества, графиня Рубова! Прошу оказывать мне должное уважение! И почтительно…
– Принцесса Атоша Диа, – в свою очередь представилась Тоша, не дав графине договорить, добавила нравоучительным тоном о обязательном должном уважении и почтительности при обращении к ней самой и её сестре, поскольку они обе – принцессы, а не какие-то там графини. Рубова обиделась, но ничего не возразила, только напомнила Атише, что её ждут в одиннадцать и ждут только её одну! При этом очень выразительно посмотрела на Тошу, а та кивнула головой, то ли прощаясь, то ли указывая на дверь, в общем, дала понять, что аудиенция какой-то графини у принцесс окончена. Когда за Рубовой закрылась дверь, Тоша показала язык и скорчила брезгливую гримасу. Атоша, не разделяя игривого настроения сестры, тихо сказала:
– Завтра мне придётся туда пойти. Я так поняла, что посещение этого старца перед аудиенцией у Императрицы обязательно.
– На твоём месте я бы не ходила, этот старец перетопчется. Но если ты так решила, то пойдём вместе.
– Но эта Рубова сказала, что я должна быть одна, – возразила сестре Атиша и, глядя на улыбающуюся Тошу, со вздохом добавила: – Там же охрана! Ей прикажут тебя не пускать!
– Конечно, прикажут не пускать, – согласилась с сестрой продолжавшая улыбаться Тоша, – строго прикажут! Но приказать охране – это одно, а задержать меня – совсем другое. Не забывай, кто я такая. Я – ашулана! С уровнем моей подготовки здесь никто не сравнится!
– Ты хочешь сказать, что тебя никто не сможет остановить? – пришла в ужас Атиша. Побледнев, девушка предположила: – Ты хочешь прорваться силой? Я не сомневаюсь, что тебе это удастся, но последствия!.. Ты же понимаешь, чем это может закончиться! А я сама могу постоять за себя!
– Можешь, – согласилась Тоша и тут же поправила сестру: – Но уже тогда, когда будет поздно. Ты не сможешь ударить первой, а когда всё случится (то, на что так прозрачно намекала эта тётка), твой, замечу, справедливый ответ будет напоминать банальную месть, а ты до этого не опустишься. Ведь так?
Атиша молча кивнула, Тоша погладила сестру по голове, как старшая гладит младшую, успокаивая её. Атиша прижалась к сестре и всхлипнула, а та тихо сказала:
– Не буду я никуда прорываться, я просто войду, но сделаю это так, что никто ничего и не заметит. Не переживай, никакого скандала не будет, если только они первые не начнут. Я имею в виду этих – старца и его посланницу, а теперь давай балет смотреть, а то он скоро кончится.
К входу в левое крыло императорского дворца, без пяти одиннадцать подъехал извозчик. Из пролетки выбрались две девушки, миниатюрные, чем-то похожие друг на друга, хотя одна была хоть и с лёгким загаром, но белокожая и белокурая, вторая, у которой волосы были светло-русые – смуглая. Обе девушки направились к большим дверям, там их встретила графиня Рубова и, строго посмотрев на смуглую девушку, так же строго сказала:
– Вы не приглашены!
– Очень надо! – ответила смуглая девушка и, показав задохнувшейся от возмущения графине язык, вскочила обратно в пролётку. Девушка скомандовала, чтоб извозчик ехал и побыстрее, после чего пролетка умчалась.
– Тоша любит быструю езду, может, потому любит и полёты на аэроплане, – словно извиняясь, сказала оставшаяся девушка, проходя в дверь вслед за Рубовой, та, недовольно поджав губы, произнесла:
– Ваша сестра – взбалмошная и невоспитанная особа! Ей-то уж точно не стать фрейлиной!
– Ага! – ответила девушка и удивлённо покрутила головой, ведь она-то этого не говорила!
– Теперь идите по коридору. В конце его – комната, где вас ждёт старец, и помните, что я вам говорила – вы должны ему понравиться. Очень понравиться! – Рубова сделала ударение не слове – очень.
– Угу, очень понравлюсь, он будет в восторге! Получит море удовольствия и маленькую, тележку впридачу, – ответила девушка, не раскрывая рта и словно устыдившись того, что сказала, быстро зашагала по коридору. Графиня, провожая девушку взглядом, осуждающе покачала головой, но ничего не ответила на это дерзостное заявление такой скромной с виду барышни, развернулась и направилась в другую сторону, но, не сделав и двух шагов, словно за что-то зацепившись, растянулась на полу. Атиша, испуганно оглянувшись на шум падения, только ускорила шаги. При этом почему-то громко хихикая, чем окончательно разозлила графиню.
В комнате в конце коридора, скорее напоминающей будуар, а не пристанище благочестивого старца ждал лохматый мужчина, заросший бородой по самые брови, одетый в серую рясу, из-под которой виднелись полосатые штаны. Большой серебряный крест, почти лежащий на объёмистом пузе, дополнял картину крайнего благочестия.
– Однако! Крест маловат, пуза не прикрывает, – произнесла девушка, не раскрывая рта, затем уже возмущённо представилась, почему-то сама себя укорив:
– Тоша! Ну как не стыдно!
Старец, одобрительно кивнув, напыщенно произнёс:
– Каешься? Это хорошо! В покаянии – спасение! Покаявшийся да спасётся! Покаявшийся грешник во многом праведней праведника, что не грешил и не каялся! Но покаяние, дщерь моя, должно быть искренним, а таковым оно может быть только после совершения греха! Ибо сказано: не согрешишь – не покаешься, не покаешься – не спасёшься! Чем больше грех – тем ближе спасение, и так ли велик твой грех был? Дщерь моя, согрешив ныне, ты совершишь грех больший, и тем больше и искренне будет твоё покаяние, а только так…
– Во даёт! – восторженно произнесла девушка, опять не раскрыв рта.
Лохматый старец (кстати, его звучный голос совсем не был старческим, скорее – наоборот) удивлённо замолчал, а притворяющаяся испуганной девушка, всё также не открывая рта, нагло заявила:
– Чего замолчал? Давай дальше про грех! Хорошо излагаешь, душевно!
