Пасква, должно быть ожидавший, что мы напомним ему о встречах и на пароходе, и в лесной хижине, явно доволен. Очевидно, он понял: мы не собираемся уточнять его связи с Мердоком. И то, что, рассказывая о перестрелке в Сильвервилле, я не упомянул о Мердоке, он, конечно, тоже заметил.
– Вот этого парня, – говорит он, поглядывая на меня, – я вспоминаю как будто. Был такой пистолетный шумок в Сильвервилле. Но то, что он узнал меня в баре «Аполло», – брехня. Не был я в этом трактирчике. Играл в тот вечер в карты с приятелями.
– С кем? – спрашивает следователь.
– Я уже сказал на допросе в Вудвилле.
– Повторите.
– С Эдом Химом и Лансье по кличке «Меченый». В покер играли до утра. Допросите обоих – подтвердят.
– Допросим. Но оба ваши свидетеля – бывшие уголовники. У каждого не меньше трех лет заключения. Ненадежное алиби, Пасква.
– А это уж суд решит.
– Пока еще идет следствие.
– Вот я и отвечаю. В «Аполло» не был. Никого не убивал. Все.
Следователь вынимает из папки мятый черный платок и передает его одному из присутствующих в камере полицейских.
– Завяжите ему платок. Не туго, а так, чтобы платок мог съехать в ту или иную сторону.
Полицейский завязывает платок под глазами Пасквы.
– Сдвинуть направо или налево? – спрашивает он.
Я делаю это сам.
– Вот так, – оборачиваюсь я к Майсу. – Можно узнать?
– Можно, – соглашается Майс.
– Мы и узнали.
– И все-таки в «Аполло» я не был! – нагло смеется Пасква. – И никого не убивал. Не докажете.
– Уведите, – приказывает полицейским следователь.
Позже мы все трое встречаемся у Бойля.
– Опознали? – интересуется он.
– Опознали, – подтверждает Майс.
– А почему такие кислые? Отрицает?
– Все. Твердит, что не был в тот вечер в «Аполло». Есть свидетели.
– Знаю. Липовые свидетели. И алиби липовое.
– Надо это еще доказать. Присяжные могут и не учесть прошлого свидетелей Пасквы, – со вздохом говорит следователь. – А в настоящем против них у нас ничего нет. Игра в карты и выпивка не повлияют на алиби.
Я предполагал нечто подобное, – рассуждает Бойль. – Но для присяжных эти свидетели надежнее, – он делает кивок в нашу с Мартином сторону. – У них больше авторитета. Один – советник всеми уважаемого сенатора, другой – корреспондент распространенной газеты. И у адвокатов Пасквы ничего не найдется, чтобы их как-то и в чем-то скомпрометировать. Так что будем надеяться, джентльмены.
– Паскву собирается защищать адвокатская контора «Берне и Тардье», – как бы вскользь замечает следователь, – крупная фирма.
Бойль хитро подмигивает мне, и я сразу понимаю, на кого работает эта фирма. Значит, впереди еще одна схватка с Мердоком. Но состоится ли она? Не знаю. Если удастся мой «серебряный вариант» и Уэнделл нажмет на Бойля, никакого суда не будет. Паскву ликвидируют свои же по приказу Мердока. Только отдаст он такой приказ или нет?
Именно этот вопрос и задает мне Мартин, когда мы с ним встретились на другой день в ресторане «Эдем» на Больших бульварах.
– Нужно вовремя сообщить ему, что Пасква освобожден без всяких на то оснований. Мердок непременно свяжет это с полицейским налетом на его лесную «берлогу».
– Но если «берлога» действительно принадлежит ему, то опасность угрожает не только Паскве.
– Мердок не стал бы хранить серебро в своей хижине, – говорю я. – Вероятно, она куплена на чужое имя – может быть, того же Пасквы.
– Ну, а вдруг Мердок раскусит твою игру?
– Трудно. Слишком хорошо она закодирована.
– А все-таки? Ведь мы гостили в этой «берлоге».
– Риск есть, – соглашаюсь я. – Тогда ликвидировать будут нас, а не Паскву.
– Тебя не посмеют.
– Почему? Ночная выходка какого-нибудь «пистолетника». Бойль даже следов не найдет.
– Найдет Уэнделл. Цену Мердоку он теперь знает. И у него тоже своя газета. Только влиятельнее.
– Нас с тобой, Дон, к этому времени уже похоронят. Кстати, где здесь хоронят?
– Католиков на кладбище аббатства святого Петра, евангелистов где-то на севере за Городом. У католиков я был. Хоронят торжественно, с аббатами в парадном облачении и с вереницей черных фиакров. Где нас похоронят, неизвестно. Мы не числимся ни в одном приходе.
– Глупо, конечно, сдохнуть в другом пространстве и времени, – вздыхаю я.
– А если обратиться к нашим галактическим невидимкам? Попроситься домой, а?
– Как?
По дороге в «Омон» мы оба молчим. Снова тот же проклятый вопрос: все ли мы познали, чтобы уже готовиться к возвращению на Землю? Я почти убежден в том, что неведомые галактисты хотят через наши умозаключения и умонастроения – словом, через наше восприятие всего здесь происходящего – постичь законы развития человеческого общества. Почему они выбрали именно нас – понятно: ведь мы были первыми, кто прикоснулся к модели этого общества, первыми увидели ее недостатки. Сейчас модели, созданной галактистами, уже нет, возникло предоставленное самому себе человеческое общество, сменились поколения, установился определенный общественный строй. Это мы увидели и осознали. Но поняли ли позвавшие нас, что характер исторического процесса и не мог быть другим, – не знаю. Может, что-то ими недопонято и недооценено, и нам придется еще многое увидеть и оценить? Если надо, так подождем…
Я не делюсь с Мартином своими мыслями, он со мной тоже. Но молчание явно затянулось – мы уже пришли в гостиницу.
– Сменим тему, – говорю я. – Мы пока здесь и будем делать то, что задумали.
– «Серебряный вариант»?
– Да.
– Письмо Бойлю?
– Да.
– Предлагаю решение, – говорит Мартин, – не вырезать никаких слов из газет. Просто я напишу левой рукой. Умею писать обеими.
– А почерки схожи?
– В том-то и дело, что нет. Даже специалисты-графологи удивлялись.
– Тогда пиши: «Уважаемый сенатор Стил…»
– Почему Стил?
– Вопросы потом. Пиши: «…из заслуживающих доверия источников мне стало известно, что украденное с парохода „Гекльберри Финн“ серебро в слитках до сих пор находится в целости и сохранности. Спрятано оно в лесной хижине километрах в пятидесяти по дороге, ведущей от Вудвилля на юго-запад, к Реке. Свернуть надо на проселок на сорок втором километре, у полусожженного молнией старого дуба. Хижина оттуда километрах в десяти или около того. Окружена высоким бревенчатым забором и с виду необитаема. Все окрестные поселения далеко, и о хижине этой почти никто не знает. Неизвестно, и кому она принадлежит, для чего построена и кто в ней живет. Но похищенное серебро находится именно там, в подвале. Люк в подвал в первой комнате, с большим железным кольцом. Если кольцо вывернуто, то, наверное, остались следы, и люк все равно можно будет открыть. Слитки сложены в тех же ящиках, в которых их перевозили на пароходе. Обращаюсь к вам, сенатор, как старый и преданный избиратель ваш. Надеюсь, что вы немедленно известите полицию. Почему не делаю этого сам, вы легко поймете. В полиции много разных людей, и я не уверен, что мое письмо, даже адресованное уважаемому комиссару Бойлю, обязательно дойдет до него, а не будет вскрыто или украдено. Вы же можете передать его из рук в руки. Друг».
