Книга Всадники ниоткуда. Рай без памяти. Серебряный вариант, страница 46. Автор книги Александр Абрамов, Сергей Абрамов

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Всадники ниоткуда. Рай без памяти. Серебряный вариант»

Cтраница 46

Это был мой самый счастливый день в Париже.

27. Воображение или предвидение

Пожалуй, не только мой. Особенно когда я ей сказал.

Сначала она не поверила. Ухмыльнулась, как девчонка на вечеринке:

– Разыгрываешь?

Я промолчал. Потом спросил:

– У тебя мать была в Сопротивлении. Где?

– МИД запрашивал французских товарищей. Они точно не знают. Вся ее группа погибла. Как и где – неизвестно.

– В Сен-Дизье, – сказал я. – Не так далеко от Парижа. Она была переводчицей в офицерском казино. Там ее и взяли.

– Откуда ты знаешь?

– Она сама рассказала.

– Кому?

– Мне.

Ирина медленно сняла очки и сложила дужки.

– Этим не шутят.

– Я и не шучу. Мы с Мартином видели ее в ту ночь в Сен-Дизье. Нас приняли за английских летчиков: их самолет в ту ночь был сбит на окраине города.

Губы у Ирины дрожали. Она так и не могла задать своего вопроса.

Тогда я рассказал ей все по порядку – об Этьене и Ланге, об автоматной очереди Мартина на лестнице в казино, о взрыве, который мы услышали уже в затемненном городе.

Она молчала. Я злился, сознавая всю беспомощность слов, бессильных воспроизвести даже не жизнь, а модель жизни.

– Какая она? – вдруг спросила Ирина.

– Кто?

– Ты знаешь.

– Она все время чуть-чуть менялась в зависимости от того, кто вспоминал о ней – Этьен или Ланге. Молодая. Твоих лет. Они оба восхищались ею, хотя один предал, а другой убил.

Она проговорила чуть слышно:

– Теперь я понимаю Мартина.

– Слишком мало для возмездия.

– Я понимаю. – Она задумалась, потом спросила: – Я очень похожа на нее?

– Копия. Вспомни удивление Этьена в отеле. Пристальное внимание Ланге. Спроси у Зернова, наконец.

– А что было потом?

– Потом я шагнул на лестницу в отеле «Омон».

– И все исчезло?

– Для меня – да.

– А для нее?

Я беспомощно развел руками: попробуй ответь!

– Не могу понять, – сказала она. – Есть настоящее, есть прошлое. Есть жизнь. А это что?

– Модель.

– Живая?

– Не знаю. Может быть, записанная каким-то способом. На их пленку. – Я засмеялся.

– Не смейся. Это страшно. Живая жизнь. Где? В каком пространстве? В каком времени? И они увозят ее с собой? Зачем?

– Ну знаешь, – сказал я, – у меня просто не хватает воображения.

Но был человек, у которого хватило воображения. И мы встретились с ним на другой же день.

С утра я выписался из клиники, по-мужски сдержанно простился с суховатым, как всегда, Пелетье («Вы спасли мне жизнь, профессор. Я ваш должник»), обнял на прощание старшую сестру – моего белого ангела с дьявольским шприцем («Грустно прощаться с вами, мадемуазель»), услышал в ответ не монашеское, а мопассановское «Каналья, ах каналья!» и вышел к Вольтеровской набережной, где мне назначила свидание Ирина. Она тут же сообщила мне, что Толька Дьячук и Вано прямо из Копенгагена уже вылетели в Гренландию, а наши с Зерновым визы еще оформлялись в датском посольстве. Я мог еще побывать на пленарном заседании конгресса.

На улице от жары таял под ногами асфальт, а на лестницах и в коридорах Сорбонны, старейшего из университетов Франции, где сейчас во время студенческих летних вакаций заседал конгресс, было прохладно и тихо, как в церкви, когда служба давно закончилась. И так же пустынно. Не проходили мимо опаздывающие или просто любители покурить и посплетничать в кулуарах, не собирались группами спорщики, опустели курительные и буфеты. Все собрались в аудитории, где даже в часы любимейших студентами лекций не бывало так тесно, как сейчас. Сидели не только на скамьях, но и в проходах на полу, на ступеньках подымающегося амфитеатром зала, где уселись и мы, с трудом найдя себе место.

С трибуны говорил по-английски американец, а не англичанин, я сразу узнал это по тому, как он проглатывал отдельные буквы или пережимал «о» в «а», точь-в-точь как моя институтская «англичанка», стажировавшаяся не то в Принстоне, не то в Гарварде. Я, как и весь читающий мир, знал его по имени, но это был не политический деятель и даже не ученый, что вполне соответствовало бы составу ассамблеи и обычному списку ее ораторов. То был писатель, и даже не то чтобы очень модный или специализировавшийся, как у нас говорят, на конфликтах из жизни научных работников, а просто писатель-фантаст, добившийся, как в свое время Уэллс, мировой известности. Он, в сущности, и не очень заботился о научном обосновании своих удивительных вымыслов и даже здесь, перед «звездами» современной науки, осмелился заявить, что его лично интересует не научная информация о пришельцах, которую по крупинкам, кряхтя, собирает конгресс (он так и сказал «по крупинкам» и «кряхтя»), а самый факт встречи двух совершенно непохожих друг на друга миров, двух, по сути дела, несоизмеримых цивилизаций.

Это заявление и последовавший за ним не то одобрительный, не то протестующий гул зала мы и услышали, усаживаясь на ступеньках в проходе.

– Не обижайтесь на «крупинки», господа, – продолжал он не без ухмылочки в голосе, – вы соберете тонны полезнейшей информации в комиссиях гляциологов и климатологов, в специальных экспедициях, научно-исследовательских станциях, институтах и отдельных научных трудах, которые займутся вопросами новых ледяных образований, климатических изменений и метеорологических последствий феномена розовых «облаков». Но тайна его так и осталась тайной. Мы так и не узнали ни природы силового поля, парализовавшего все наши попытки к сближению, ни характера столкнувшейся с нами жизни, ни местопребывания ее во Вселенной.

Интересны выводы Бориса Зернова об эксперименте пришельцев в поисках контакта с землянами. Но это их эксперимент, а не наш. Теперь я могу предложить встречный, если представится случай. Рассматривать сотворенный ими мир как прямой канал к их сознанию, к их мышлению. Разговаривать с ними через «двойников» и «духов». Любую модель, любую материализованную ими субстанцию использовать как микрофон для прямой или косвенной связи с пришельцами. Нечто вроде элементарного телефонного разговора без математики, химии и других кодов. На простом человеческом языке по-английски или по-русски, неважно – они поймут. Скажете, фантастика? Да, фантастика. Но конгресс уже поднялся – обратите внимание: я говорю «поднялся», а не «опустился» – до уровня подлинно научной фантастики, причем я не особенно настаиваю на слове «научной», я просто подчеркиваю: фан-тас-тики, той крылатой фантастики, когда воображение становится предвидением. (Шум в зале.) Вежливый народ ученые! Скажите громче: кощунство в храме науки! (Крики на скамьях: «Конечно, кощунство!») Чуточку справедливости, господа. Разве ученые предсказали телевидение, видеофон, лазеры, опыты Петруччи и космические полеты? Все это предсказали фантасты.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация