Книга Всадники ниоткуда. Рай без памяти. Серебряный вариант, страница 71. Автор книги Александр Абрамов, Сергей Абрамов

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Всадники ниоткуда. Рай без памяти. Серебряный вариант»

Cтраница 71

«Что случилось? – спросил я. – Умер кто-нибудь или кассир с деньгами сбежал?»

«Хуже, – сказал Мотт, – мы ничего не помним. Какое сегодня число, старик?»

Я открыл и закрыл рот: я тоже не помнил.

«А месяц?»

Я не помнил и месяца и – о ужас! – года.

«Сошел с ума», – сказал я, чтобы что-нибудь сказать.

«А ты не шути, шеф. Что ты помнишь из последнего номера – он три дня как вышел? Какую сенсацию? Какое фото? Хотя бы обложку помнишь?»

Я, который мог перечислить все шлягеры любого номера, ничего не помнил. Ни прошлого, ни позапрошлого, ни прошлогоднего – ровным счетом ничего. Даже обложек.

«Дайте номер, Шанель», – потребовал я.

Мотт хохотнул, а Шанель испуганно и жалобно – у нее даже слезы блеснули – ответила, как на суде:

«В редакции нет ни одного экземпляра, шеф. Ни за этот, ни за прошлые месяцы».

«А в справочной библиотеке?»

«В справочной библиотеке пустые полки, шеф. Все исчезло за одну ночь. Я уже звонила в полицию, но телефоны выключены».

«Позвоните из автомата».

«Я не нашла ни одного поблизости».

«Какие глупости. А в бистро напротив?»

Длинные ресницы ее подпрыгнули и опустились.

«Какое бистро, шеф? Напротив табачная лавочка, и телефона там нет».

«Я тоже подумал о бистро, старик, – сказал Мотт, – но его действительно нет. Проверь».

В первый раз я почувствовал уже не тревогу, а страх. Что-то случилось со всеми нами, с редакцией, с городом, но я еще не знал всего. Предложив ребятам подождать, я пошел к главному. Он что-то писал или чертил пером и поморщился при моем появлении.

«Я занят, Стил. Никак не могу обдумать тему передовой. Может быть, о загрязнении реки?»

«Какой реки?» – спросил я.

«Нашей, конечно. Вы в уме?»

«А название ее помните?»

«Название? – ошалело переспросил он. – А вы помните?»

И я не помнил.

«А какое сегодня число? – повторил я вопрос Мотта. – А месяц, а год? Может, передовую из прошлого номера помните? Или обложку? А как зовут мэра? И кто возглавляет правительство?»

Он посмотрел на меня почти с ужасом.

«Я ничего не помню, Стил. Абсолютно ничего».

«Я тоже. И никто в редакции».

Он потянулся к телефону. Как и следовало ожидать, он не работал. И я сказал:

«Не трудитесь. Ни один не работает».

Главный не любил долго думать. Он всегда принимал быстрые решения и очень этим гордился.

«Разошлите своих репортеров по городу. Пусть спрашивают кого попало подряд обо всем, что придет в голову. Под предлогом, что журнал, допустим, проводит анкету о сообразительности и быстрой реакции. И пусть не задерживаются. Утрата памяти тоже сенсация. А пока пригласите всех дежурных редакторов ко мне».

Через три минуты мы все собрались у него в кабинете. Это и было Начало, происходившее повсюду в городе, осознание того, что произошло со всеми нами, начало новой жизни, потому что старая была даже не забыта, а начисто изъята из памяти. Собрались забывшие о том, что было вчера, позавчера, в прошлом и позапрошлом году, десять, двадцать, сто лет назад. Помню как сейчас, это собрание со всеми его восклицаниями и репликами – оно запечатлелось в памяти с той же полнотой, с какой забылось все, что ему предшествовало.

«Кто помнит, какое сегодня число, месяц и год?» – спросил главный.

Молчание.

«Есть ли где-нибудь календарь?»

Календарей в редакции не оказалось. Я шепнул шефу, что все содержимое справочной библиотеки тоже исчезло.

«Который час?»

Часы у всех показывали разное время, в зависимости от того, когда были заведены утром. До этого они стояли.

«Что вы помните, Дженкинс?»

Дженкинс, редактор иностранной информации, считался Спинозой нашей редакции. Во всех затруднительных случаях, когда политический, религиозный или философский вопрос не находил ответа, обращались к Дженкинсу.

«Я помню, сэр, как меня зовут, – ответил он без малейшей улыбки, – помню, что у меня жена и двое детей, знаю их имена и склонности. Помню сегодняшний утренний завтрак, но не помню вчерашнего. Помню дорогу в редакцию, но не совсем уверен, что вчера шел именно этой дорогой. Помню, наконец, что заведую иностранным отделом и что мне надо писать очередной обзор на седьмую полосу».

«О чем?»

«Не знаю. Название отдела предполагает иные страны, но я не помню ни одной. Я даже не помню, как называется наша. Я знаю, что пишу и говорю по-английски, но сделать отсюда вывод о наименовании нашего государства не могу, сэр. Я не помню также ни одного события ни в прошлом, ни в настоящем, ни одного географического названия. Мне знаком термин географический – он связан с моей профессией, но, что такое география, объяснить не могу. Боюсь, что произошла какая-то космическая катастрофа, сэр. Какое-то излучение смыло память о прошлом. У каждого ли, не знаю. Но в нашей редакции это именно так».

«То же излучение уничтожило и календари, и наши записные книжки?» – насмешливо спросил я.

«И телефонные?» – прибавил кто-то.

«И справочную библиотеку?»

«И архив?»

Дженкинс молчал. Ответ мы получили несколько позже, когда явились мои репортеры. Рассказ их был страшен.

Ничего как будто не изменилось в городе. Были открыты все магазины, парикмахерские, ателье мод, аптеки и бары. Струились встречные потоки автомобилей. Постовые полицейские на перекрестках рассасывали пробки. Спешили пешеходы, торговали лоточники, садились и взлетали голуби. Но…

Репортеры не обнаружили ни одного газетного киоска.

Ни одной библиотеки.

Ни одного адресного бюро.

Ни одной почтово-телеграфной конторы.

И ни одной телефонной будки.

Все часы в городе стояли или показывали разное время. Нельзя было достать ни календарей, ни телефонных справочников и никаких карт, кроме игральных. В пустых кинозалах не оказалось фильмов, а в театрах – пьес, причем все актеры прочно забыли все сыгранные ими роли. Не вышла ни одна газета. Никто из прохожих не помнил, что было вчера, и не знал, что будет завтра. Никто не помнил ни названия города, ни имени главы государства, ни года, ни числа, ни национальности. Некоторые даже не говорили по-английски, а только по-французски, так что объясняться приходилось знавшему оба языка Рейни. Любопытно, что языка никто не забыл, а говорившие по-французски говорили так с детства, хотя самого детства не помнили. Языковую разноголосицу никто объяснить не мог, хотя некоторым казалось, что вчера ее не было. Но точно никто не помнил даже названия улицы, на которой жил, и узнавал его лишь по табличке на углу дома. Некоторые из опрошенных не могли назвать и улицу, где работали: «Как доехать или дойти, знаю, а как она называется, не помню». Какой-то старик растерянно топтался на перекрестке и плакал: «Я киоскер, а киоска моего больше нет». На вопрос, где можно позвонить по телефону, некоторые спрашивали: «А что это такое – телефон?» Шоферы такси толпились на стоянках и не искали пассажиров: они не помнили городских маршрутов. Не помнили их и водители трамваев. Они везли пассажиров «по рельсам, куда колеса бегут». Дарк, доставлявший информацию о железнодорожном транспорте, но позабывший все названия вокзалов, поинтересовался у полицейского, где же найти ближайший. В ответ услышал растерянное: «Извините, не помню».

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация