– Он даже спит в аппаратной, – подтвердил Толька.
Но Зернов не откликнулся. Он уже не объяснял, а размышлял вслух.
– Научная одержимость, – задумчиво повторил он. – Но разве ее не было у Эйнштейна или у Оппенгеймера? Или у Жолио-Кюри?
– Быть может, он таким и задуман? Ты же упомянул о программировании, – перебил я.
– Только в одном смысле. Моделируя, они учитывали склонность, призвание, если хотите. Кстати, я не мечтал быть гляциологом. Это получилось, в общем, случайно.
– А если в нужную им модель они внесли и нужные им черты характера?
– Кто? «Облака»? Эй-центр и Би-центр – единственное, что внесли они в моделируемый ими мир, в отличие от земного. Но это же чистейшая автоматика. А систему контроля, я убежден, придумали сами люди. И характер им не придумывали: у них был свой. Так что и у моего двойника… – Он не закончил.
– По-моему, над этим стоит подумать, – сказал я. – Твой аналог в перспективе…
– Нет, нет, – оборвал меня Зернов, – не сейчас. Не будем отвлекаться. Твоя очередь, Юра. Ждем.
Я рассказал со всеми подробностями об экзамене и последовавших рейсах. Реагировали по-разному. Зернова больше всего заинтересовал разговор с Бойлом, он все время перебивал и расспрашивал о деталях. Тольку и Мартина привлекали главным образом действенные или, как говорят в кино, остросюжетные эпизоды.
Смущавшую меня загадку первого рейса, когда я привез продукты в здание, напоминавшее казарму или тюрьму, Зернов разъяснил сразу:
– Это же холодильник, Си-центр, от слова «колд» – «холод». Не в чистом виде рефрижератор, а еще и склад, запасец, так сказать, на черный день. Ты правильно заметил в разговоре с Бойлом, что они не знают пределов мощности своего пищевого завода, не уверены они и в проблеме его надежности. Отсюда совершенно правильный вывод об экономическом статус-кво, о стабильности спроса и предложения, о сохранении пониженной платежеспособности населения. С выводом Бойл согласился, но дополнений не сделал. Ну а если завод остановлен, что тогда? Город остается без хлеба и мяса, деньги обесцениваются, горит промышленность, закрываются банки, а население частично вымирает от голода, частично превращается уже не в «диких», а в дикарей. Думаешь, Корсон Бойл этого не понимает? Все понимает и учитывает. Отсюда и холодильник с двухлетним запасом продуктов, и зачатки сельского хозяйства, которое за эти два года уже может давать Городу хлеб и овощи.
– Но ведь сельское хозяйство запрещено местным законодательством, – возразил я.
– Ты в этом уверен? А откуда, по-твоему, берется овес для лошадей? Где достают его конские заводы? А ты знаешь, что в Городе более ста предприятий извозного промысла и два десятка фирм, поставляющих им овес? Где, по-твоему, они берут его? Твои грузовики развозят по Городу хлеб. Но хлеб не положишь на двухлетнее хранение в амбары – нужна мука. Без зерна ее не получишь, без мельниц не смелешь. А почему, ты думаешь, не караются «дикие»? Официально они под запретом, но за последние годы не предпринято ни одной карательной экспедиции в лес. Если остановится пищевой завод, «дикие» образуют основу будущего фермерского хозяйства. Этого тебе Корсон Бойл не сказал. А сказал ли он о том, чем поддерживается пресловутое статус-кво? Сохранением цен? Кстати, цены на товары не сохраняются, а повышаются. Зато сокращается число едоков. Интересуешься, каким способом? А вспомни Мартина: с двух тысяч петушков будут ощипаны перья. И петушков можно ощипывать ежегодно, поквартально, ежемесячно.
Лицо Зернова побелело от ярости – таким я его еще не видел. Может, и у меня будет такое же, когда я смогу поставить к стенке Этьена и Шнелля?
– Второй двигатель полицейского статус-кво, – продолжал Зернов, – это искусственное торможение технического прогресса.
Я вспомнил о замораживании изобретений в бюро патентов: кажется, даже телеграф заморозили.
– Только ли телеграф? – воскликнул Зернов с ноткой горечи; ярость уже погасла. – Энергетическая база не расширяется, электроэнергия поглощается крупной промышленностью, а в домах жгут свечи и масленки, как при Карле Девятом. Геологическая разведка не ведется. Недавно еле-еле вырвали лицензию на производство бензина из горючих сланцев. И то лишь потому, что это процесс длительный и дорогостоящий. А электромобили заморозили. Превосходный проект двигателя на воздушно-металлических аккумуляторах. Энергоемкость в сто десять ватт-часов на килограмм веса. Даже у нас на Земле изобретение стоящее, а здесь прямо-таки бесценное. Так нет – угроза пресловутой стабильности: зачем электромобили, когда извозчиков девать некуда? Не умирают Простаковы и Скотинины.
– Тебе все ясно, – вздохнул я.
– И тебе. В Сопротивлении люди не глупее нас с тобой и тоже по-своему политически грамотны. Рано или поздно эта мерзкая полицейская клика найдет свой конец на десятом или одиннадцатом году своей истории. Может быть, и позже, но найдет обязательно. Не помогать этому было бы непорядочно и нечестно, но у нас есть и свои задачи. Анохин удачно разыграл дебют, партия переходит в миттельшпиль. Мы знаем теперь, где находится тайное тайных галунной хунты. Остается продумать, как туда проникнуть.
В этот момент кто-то проник к нам с такой стремительностью, что незапертая входная дверь завизжала и грохнула.
– Кто?! – крикнул я, бросаясь в соседнюю комнату.
Передо мной стоял Джемс, без фуражки, всклокоченный и грязный. Половина его серого пиджака стала рыжей от жидкой глины, словно он только что вывалялся в сточной канаве. К виску он прижимал платок, побуревший от крови.
– Не пугайтесь, «хвоста» нет, – сказал он тихо. – Я, кажется, ушел от них.
– От кого?
– Кто у нас с автоматами? Смотри. – Он отнял платок от лица: на виске алел кровоточащий след пули. – Только скользнула по кости, – хрипло рассмеялся Джемс, словно речь шла о забавной лесной охоте. – Я через забор – и в канаву. С головой в рыжую жижу. Они мимо. Сколько я там пролежал, не помню. Потом переулками сюда. К счастью, даже портье не было – никто не видел.
Мы, окружив его, молчали в полной растерянности. Лишь Дьячук нашелся.
– Бинт! – не сказал – приказал он.
Рану промыли и перевязали, грязный пиджак сменили на Мартинову шоферскую куртку. Джемс впервые облегченно вздохнул, – лишь сейчас мы заметили, каких усилий стоило ему только что пережитое.
– Что же все-таки произошло? – спросил Зернов.
– Вы знаете, что у Маго был автомат?
Я не знал, но Толька Дьячук подтвердил, что был.
– Его достал кто-то из друзей Маго, обучали стрелять ее в подпольном тире. – Джемс медленно оглядел всех нас и спросил: – Кто сообщил ей о предстоящих арестах?
– Я, – сказал Мартин.
– Это и довело ее до точки кипения. Мы должны были встретиться с ней под кронами Тюильрийского парка, там, где я обычно назначаю свидания связным. Пришел вовремя – ее нет. Подождал, потом пошел навстречу. Дорога к парку по бульвару мимо полицейского управления. И тут я увидел ее.
